|
|
|
|
|
|
Литературный Башкортостан |
|
|
Сатирическая фантастика
Денис Павлов
Неразговорчивый кролик Дорога докторской карьеры господина Кокаштейна была усыпана розами успеха.И доктор думал отчего-то, что так будет продолжаться вечно. Однако, проведя дорогостоящую серию неудачных экспериментов, признанных к тому же псевдонаучными, Кокаштейн потерпел полный крах и вылетел на обочину пенсионной жизни. Некоторое время его существование было напрочь лишено прелестей научной работы, и после того как доктор Кокаштейн бесславно оставил личную лабораторию в стенах научного государственного учреждения, он попросту сошёл с ума. Нет, его, конечно, не упрятали в «дурку». И помехой тому - тихий, а к тому же усидчивый характер. Несмотря на развод с бездетной, никогда и нигде не работавшей и психованной женой, которая не постеснялась «увести» с собой добрую половину «совместно» нажитого за многие годы добра, доктор, кажется, ничуть не расстроился, поняв лишь, насколько сильна была их любовь. Он был увлечён своими грандиозными планами на будущее. И как здорово, что в своём распоряжении он имел домашнюю лабораторию, в которой мог вновь творить! создавать! ошеломлять всех и вся своей одарённостью. Поговаривали, что доктор явно страдает манией ярко выраженного научного величия. Он никогда не думал о возможной неудаче в любом из своих начинаний. Лишь победа и только победа могла удовлетворить его. Любой провал являлся лишь предтечей к окончательному успеху. Тем более, кто узнает о неудаче, кто опозорит, если предстоящие задумки он отныне начнёт воплощать в реальность здесь, у себя дома!? Итак, после того как Кокаштейна уволили, наш знакомый старик не стал хвататься за голову, впадать в уныние и видеть свою оставшуюся жизнь в бесперспективных тонах. Он, как я уже сообщал, попросту взял и сошёл с ума. Благодаря этой случайности, а может и не случайности (которую он, по правде говоря, за собой не заметил), господин Кокаштейн благополучно выносил в голове план модернизации лаборатории по последнему слову медицинской техники. - Ну что ж, пора приниматься за работу! - однажды захихикал доктор. Он крепко потёр руки, словно усаживался за вкусный, сытный обед, который предстояло вкусить впервые после недель жёсткого голодания. Да, кстати, нужно уточнить, что всю свою деятельность в сфере науки доктор Кокаштейн посвятил проблеме изучения строения и функционирования головного мозга. И дело, надо прямо сказать, многие годы подряд блестяще ему удавалось. Поэтому сейчас доктором было решено продолжать движение в том же направлении и со всей ответственностью довести когда-то начатое и затем вынужденно заброшенное дело до конца. - Нечего сходить с дороги, которая всегда вела тебя к удаче! Нечего с наивным интересом искать другие, надеясь, что они приведут туда же. - умно заключил Кока и принялся за дело. Вначале он взял лягушку и стал рассуждать: «Итак, вот у меня в руках лягушка. Тупейшее по сути существо из всех проживающих на Земле тварей. Ума у ней столько же, сколько у блохи, а мыслей - и того меньше. Она не умеет ни думать, ни разговаривать. Но что делать, если мне вдруг захотелось побеседовать с ней? На человеческом, доступном моему пониманию языке? Конечно, я должен научить её говорить. В чём вопрос?! Что за проблема?! Научим!» Доктор припомнил, что ряд его самых ранних и наиболее удачных разработок по программе «Нечеловеческий мозг» был связан с опытами по быстрому увеличению объёма мозга и умеренному росту черепной коробки живых организмов. «С этого и начнём!» - решил сумасшедший и начал. Исследования «на дому», как никогда тщательные, длились годы, но ведь идиоту годы – это такая же ерунда, как для пьяницы море. Он всё равно переплывёт его, ведь воды-то по колено. Усилия и впрямь не оказались напрасными. Доктор модернизировал свою секретную формулу того эликсира, который, влей его в другой эликсир, давал потрясающий эффект при попадании на живой мозг, освещённый светом. Доктор капнул слабеющий раствор этого волшебного вещества на мозг лягушки, находящейся в усыплённом состоянии. И мозг немедля начал поразительно быстро разрастаться во все стороны. Благо, что сверху череп лягушки был предусмотрительно немного рассечён, и активная серая масса полезла наружу именно сквозь эту «расщелину», а не через какую-нибудь другую. К тому же, поскольку проект был экспериментальным, существовала ещё одна опасность - голова лягушки могла начать увеличение вместе с увеличением объёма мозга наподобие мяча, надуваемого воздухом, до тех пор, пока не взорвется более медленно растущая кость. Очищать пол и стены от мозговой «каши» нашему на редкость аккуратному парню, чья фамилия была так сходна с фамилией небезызвестного бытового грязнули Эйнштейна, ой как не хотелось! По счётчику доктор измерил скорость роста мозга, и оказалось, что она достигает огромной величины - пять метров в час. Немало подивившись такой неожиданной цифре, доктор изумлённо ахнул, когда обнаружил, что освобождённая от черепной коробки оболочка мозга, хоть и не полностью, но самопредохраняется - отвердевает. Через час нежная мякоть была сравнима по твёрдости с костью. Через два не уступала железу. Через три… Впрочем, что было через три часа, доктор так и не узнал. Размеры мозга становились всё более угрожающими. «Нужно ликвидировать свет!» - решил, наконец, доктор, вспомнив, что главная причина роста мозга, по его же собственной теории, кроется в присутствии дневного света в лаборатории. Он дал словесную команду роботу, опускающему шторы, и тот беспрекословно выполнил приказ - закрыл окно двумя толстыми, широкими листами фанеры. Ни один фотон света уже не мог прорваться сквозь такую кольчугу. Через пару минут Кокаштейн обнаружил, по светящимся показаниям приборов, что процесс в лягушачьем мозге, схожий с процессами фотосинтеза в растениях, ведущими к росту последних, окончательно прекратился. В темноте доктор нащупал кресло, сел в него и, скрестив руки, торжественно протянул: - Та - а - ак! Наружная часть мозга крепка, как броня! Я такого и не ожидал, однако весь этот процесс только к лучшему. Он подвигает меня на дальнейшие неустанные старания. Моя затея идёт по правильному пути, и я ещё докажу этим недотёпам, на что способен мой гений ! Я оживлю лягушку и поговорю с ней, как с человеком. С человеком! Всё тело доктора слегка подёргивалось от охватившего его радостного волнения. В этот миг он был самовлюблён и дерзок, как никогда прежде: «Я им покажу!!!» Его очки запотели, но в темноте он не замечал этого. Только фосфоресцирующие счётчики, датчики и другие приборы стали какими-то расплывчатыми. Полоумный дал звуковую команду, и специальный аппарат в считанные секунды вывел лягушку из сонного дрёма. Профессор услышал, как она забултыхала лапками в своей ванночке, и осторожно, с любопытством, спросил: - Ну что, царевна-лягушка, как самочувствие? На мгновение, в трепетном ожидании, у него замерло сердце. - Тебе што!? - неожиданно и зло отрыгнула лягушка. - Чё – ё – ёрт, голова гудит просто невыносимо! Повернуться не могу. Опять, наверное, отравы какой в болоте-то хлебнула!!!. Вот люди, вот свиньи!!! Всё загадили! Лягушачий квакающий акцент лишь еле заметно присутствовал в её огрызающемся голосе. Профессор на какое-то время лишился дара речи и оторопел, а потом принялся объяснять: - Да нет, дело в том, что . . . - Молчать! Я сама знаю в чём дело, не дура поди! - завизжала тонким, срывающимся голоском лягушка, перебивая говорящего. - Ну ладно, ладно, - не желая портить отношения в первом в истории прямом контакте человека с земноводным, мягко согласился профессор. - Я знаю, ты умная лягушка. Старая! Много знаешь. Но скажи, как, откуда? - неловко после такого «удара» подбирая слова, полюбопытствовал доктор Кокаштейн. - Ты что ж это думаешь, если ты человек, то непременно должен быть умнее всех остальных животных!? Почему я должна знать меньше, чем ты или кто-либо другой из ВАС !? - обидевшись, заважничала лягушка. - Но я же не просто человек, я же доктор, я же профессор! - на этот раз, задетый до глубины души за своё достоинство, Кокоштейн возмутился. Но зелёная тварь, почёсываясь и бултыхаясь, не обращала на его реакцию ровным счётом никакого внимания. Потом она, в свою очередь, с обидой в голосе заметила: - - Кстати ты, бескультурщина, не очень красиво оценивать возраст самки. Я всё-таки, хоть и не человек, но тоже женщина. А ты – «старая»! - съязвила она. - Да ты сам дряхлый, как болотный пень. И ещё. Почему так темно в комнате!? Немедленно зажги свет! - Но такая обстановка необходима в данный момент для правильного хода эксперимента над Вами. Извините, я не могу зажечь лампу. - оправдывался доктор. - Ах, так?! Ах, так?!- задыхаясь от напряжения, надулась и запыхтела лягушка, - Вы ещё смеете и издеваться надо мной всякими экспериментами в темноте! Да я Вас как муху! Профессор краем глаза с ужасом заметил высокое нервное и физическое напряжение пациента, отразившееся на приборах. Этот незапланированный фактор мог отрицательно сказаться на подопытной, так как счётчик не был заблокирован датчиком искусственных положительных эмоций. «Что же делать? Снова усыпить её?» - терялся профессор, принимая на свой адрес оскорбления, вплоть до нецензурных. И вдруг откуда-то с потолка прямо на экспериментальный столик посыпались, ослепляя лабораторию, синие электрические искры. В нос резко ударило озоном, и в свете огненных вспышек, прикрывшийся от испуга рукой профессор увидел, что что-то сорвалось сверху и . . . Через секунду лягушка проблеяла: - Бэ – э – э – э! – и на этой трагической ноте её жизнь оборвалась. Послышался звон битого стекла, что–то ещё рухнуло в темноте, профессор вскочил и второпях нащупал включатель. Тело лягушки было расплющено сорвавшимся сверху пластиковым кубом со спецприборами по контролю за поддержанием функций мозга. Как раз над ним замкнул толстенный электропровод и, подплавив пластик куба, «сбросил» его вниз. К несчастью, массивный куб своим острым углом угодил точно по живой мишени, так как тело лягушки, несмотря на разросшийся мозг, было защищено одним лишь маленьким стерильным стеклянным куполом. Мозг же был свален всей своей массой вперёд, чтобы своей тяжестью не раздавить крикливую. Это доктор предусмотрел заранее. Ровно через неделю выделенного самому себе, дабы оправиться от шока, отпуска он отцепил все датчики с умершей коры лягушачьего головного мозга. Насилу распилив кору автогеном на множество мелких частей, он свёз их ночью в ближайший овраг. Спустя ещё две недели доктор успешно и полностью закончил работу над «Антизатемняющим лекарством», позволяющем расти мозгам в полной темноте. Потом он сходил на рынок и, купив там холёного кролика-альбиноса, принёс домой и усыпил его. Разрезать плосколобый череп животного доктор начал с самого носа и остановился только в конце затылка. Это он сделал на случай, если мозг вдруг начнёт расти слишком активно. Ведь исследования предполагали впрыскивание препарата максимально насыщенной концентрации! - Я сотворю из тебя суперкролика! - уверено пообещал доктор безмятежно спящему беляку. - Кто поверит в то, что я разговаривал с лягушкой, если её у меня уже нет, а на магнитофон я её не записал? Но зато теперь у меня есть ты! И я сделаю всё, что захочу. И пусть тогда все признают во мне гения, хотя это и так более чем очевидно! Ух! - и он ожесточённо погрозил костлявым, вертлявым пальчиком всему белому свету. Затем экспериментатор насупился и сморщил лоб. - Ты будешь разговаривать повежливей, чем лягушка. Кролики – народец хоть и не очень разговорчивый, но главное, не такой уж и глупый. Мы сразу найдём с тобой общий язык. Так ведь? В противном случае не куб с приборами сломает тебе шею, а я сам разделаюсь с тобой вот этими хрупкими докторскими руками, - профессор был красен, как помидор от злобы на весь мир, на всю вселенную за то, что они отвергли его. - Приступим! - прорычал он. Кокоштейн выкатил столик с лежащим на нём кроликом из лаборатории во двор. Обработав перед этим крохотный кроличий мозг стерилизующим дезодорантом, он вытер со лба пот. В лаборатории было душно, но на полуденной улице было ещё жарче. Он оставил столик у самого входа в лабораторию, а затем снял с препараторной полки трёхлитровую банку – результат его десятилетних стараний. В ней бултыхался зелёной мутной жидкостью эликсир – стимулятор роста мозга. Обильно смочив извилины кролика «Антизатемняющим раствором», доктор хотел было «выплеснуть» из иглы в его обнажённые складки все три литра сильноконцентрированной смеси, но вдруг опомнился: «Стоп! А как же я буду с ним разговаривать? Как с ним пообщаются все остальные?» Чтобы исправить ошибку, он подкатил столик снаружи вплотную к двери лаборатории, быстро вырезал в ней автогеном отверстие и всунул в него часть кроличьей морды. Получалось, что мозги очередного подопытного будут вываливаться наружу, а не внутрь бункера-лаборатории. Это Коку устраивало. С помощью приборов он разбудил пребывающее в небытие животное, и когда оно открыло глаза, безболезненно вставил в одну из извилин «замороженного» мозга острую иглу с прозрачной трубкой, опущенной в специальный бачок, куда перелил эликсир. Нажав кнопку на пульте, доктор дал команду на накачку жидкости внутрь мозга. Наглухо задраив похожие на гаражные ворота двери лаборатории, опустив на окна «шторы», он уселся во вращающееся кресло и с волнением принялся ждать дальнейшего развития событий. Теперь все «карты» управления процессами находились в руках техники. Доктор взглянул на подпрыгивающий в такт дыханию нос кролика: «Сейчас! Скоро начнётся!» Кокаштейн злорадно захохотал. Он пододвинулся ближе к самым важным приборам и в тот момент, когда сигнал «эликсир подан полностью» вспыхнул и мгновенно потух, все стрелки показателей зашкалили. - О дьявол, какой феноменально быстрый рост! - восхищённо воскликнул Кокоштейн. Он не ожидал такого эффекта, но, наблюдая в сканер за тем, что твориться снаружи, на мгновение опешил. Мозг так и повалил из трещины в голове кролика крупными извилистыми клубами. Скоро над кроликом образовалась своеобразная мозговая каша, которая начала быстро затвердевать. Доктор захлопал в ладоши, заулюлюкал, запрыгал от радости, словно какой-то мальчишка. Происходящее начало увлекать его. На бесконечном, привольном ковре неба полыхало летнее полуденное солнце. Стрелка прибора «рост – метр/секунда» нервно дёргалась за отметкой 500 и не могла показать истинных данных, так как это была последняя отметка на шкале. А мозг тем временем разлетался с угорелой скоростью во все стороны. Когда первый приступ победной эйфории прошёл и Кокаштейн осознал, какой непоправимый вред могут нанести его забавы всей округе, он… ещё больше возгордился собой, испытав некрофилическое блаженство. Он представлял разрушения, происходящие кругом. Он ясно видел, как морщинистое вещество вытекает из кроличьей головы и беспощадной, всесильной волной сокрушает всё на своём пути. Теперь доктор понял, какая чудовищная сила в его руках. Слепая и безумная сила. - Когда-то ВЫ выгнали меня, наплевали в душу, теперь пришёл мой черёд распоряжаться ВАШИМИ судьбами и я решил выбрать для вас одно - смерть! - захлёбывался он в своей ненависти. Старикашка снова разразился зловещим хохотом. – Скорость разрастания мозга наверняка около одного километра в секунду, и нет ничего, что бы могло воспрепятствовать его продвижению. Пусть ОНИ придумают (не успеют ха-ха-ха!) своё оружие, способное осилить мощь моего. Пусть ОНИ докажут свою мозговитость сейчас, когда решается вопрос ИХ жизни и смерти. Не думаю, что ИМ удастся предпринять что-нибудь толковое за столь короткий срок. Вот если бы на ИХ месте был Я!.. По своей гуманистической натуре я даю им некоторое время на раздумье, однако, надеюсь, уже через какие-нибудь два-три дня планета окажется погребённой под толщей извилин кроличьего мозга. Навряд ли океан станет большой преградой на пути продвижения моей славной армии кроличьего мозга. Водичка пойдёт только на пользу. Освежит и придаст новые силы! И тогда пусть никто меня не потревожит своими мольбами о пощаде, как не беспокоили всё это время хотя бы одним телефонным звонком с вопросами о моём здоровье. Даже поганым газетчикам было всё равно. И мне теперь всё равно. ОНИ теперь узнают, что это - Я! Я!! Я – а – а – а !!! - орал безумный деспот и весь трясся лихорадочной дрожью. Но эта дрожь была в удовольствие сумасшедшему, ибо в ней и в размахивании длинных рук испытывал он возбуждение от разрастающегося по поверхности земли хаоса ужаса и возмездия. - Кстати, а чем нас порадует сегодня программа телепередач? - с издёвкой ухмыльнулся Кокоштейн, и его глаза впились в голубой экран. Одной мысли доктора было достаточно, чтобы телевизор включился, но лишь отвратительное шипение на всех каналах донеслось из пластиковой коробки. Доктор выключил телевизор и включил мощный, большой и старинный радиоприёмник. « . . . Что-то совершенно необъяснимое!, - обрывочной фразой донёсся из динамика взволнованный голос, - серое, извилистое, похожее на… мозг! Увеличивается в объёме с ужасающей быстротой. Нам совершенно неясно, какая энергия питает это чудовищное образование неописуемых, ни с чем не сравнимых размеров. Мы ведём свой репортаж со сверхзвукового вертолёта и наблюдаем вдали, в бинокль, страшную картину. Люди, заметив ещё издали приближение «мозговой» волны, в спешке, граничащей с паникой, покидают свои жилища, бегут, но напрасно, волна хищной массы настигает их ! Это как извержение Везувия! Даже высотные дома не могут устоять перед ней препятствием. Они рушатся, как детские постройки из кубиков. Через час и этот город будет сметён с лица земли. Склоним же головы над светлой памятью о его жителях, как склоняли по жителям других городов, попадавшихся на пути наступления». - Какой то сумасшедший диктор! - хихикнул профессор. «…Мы продолжаем наш репортаж. Наш вертолёт вынужден на максимальной скорости лететь на запад, спасаясь от волны «мозгов». Вокруг витает множество других крылатых машин, также спасающихся от нашествия. Между ними происходят столкновения. На земле и в воздухе царит ужасный переполох. Мы заметили, как к северу от нас ещё один город поглотила эта масса, схватив своими клешнями. Боюсь, уже ничто не сможет остановить её, если волна не остановится каким-то чудом сама. Эксперты подсчитали, что жизни на Земле осталось существовать при дальнейшем продолжении столь активного наступления не более четырёх часов ! Навряд ли можно надеяться даже на океан! Хотя он и значительно затормозит продвижения серой волны. Тогда, наверное, частичка человечества сможет пожить ещё целую ночь. Хотя сейчас слишком сложно определить, где именно, в какой точке земного шара наступит спасительная, но последняя ночь… Океан бушует и выходит из берегов. Поступают сообщения, что Индии и Англии больше нет, пол Индийского океана штормит от вторжения в его роды чужеродной массы. Сообщают также, что с орбитального спутника удалось зафиксировать эпицентр неизвестного доселе науке образование. Это где-то на Кавказе. Именно он породил этого монстра. Выдвигается версия о причастности к этому преступлению известного в прошлом доктора Кокаштейна. Похоже, это его рук дело…» - - Не рук, а мозга, - вежливо поправил профессор, - но ничего, ничего, я тоже иногда ошибаюсь. Продолжайте. Он с интересом внимал словам диктора, ознакамливаясь с похожими на фронтовые сводками. «. . . сведения не удалось проверить и, кажется, не удастся этого сделать уже никогда. Положение становится всё более угрожающим. В эпицентр уже вылетело несколько сот бомбардировщиков США и острова Куба. На их борту – ядерное, химическое и бактериологическое оружие. Его применение санкционировано в бомбоубежище ООН после неоднократных предложений украинского профессора мозговой медицины Болвана-Проглота. Будем молиться Богу за наших отважных лётчиков, чтобы они как смогли предотвратили окончательную катастрофу. События приобретают непредсказуемый оборот…» Кокаштейн заметил, что слышимость с каждой секундой становится всё хуже и хуже. Радио действительно умолкало, и эфир доносил уже лишь смутные, еле понятные обрывки фраз: «…быстро наступает… мы на максимальной высоте… мотор не выдерживает напряжения… лавина при… к нам … поглоти…» Тишина – а – а – а ! - Расплата достойна мучений, которым ВЫ предавали меня! - ухмыльнулся довольный профессор, развалившийся в кресле для отдыха. Вдруг дисплей измерения высоты мозга проступил тревожной надписью: «Процесс роста резко замедлился. Распределение эликсира в норме. Причина обусловлена сильнейшими волнениями в воздушной сфере планеты. По достижению безвоздушного пространства скорость роста возможно удвоится». - Ну что за дела ? - конфузно протянул доктор. - Две стихии сломлены, а ещё две смеют сопротивляться? Напрасно! Каково же распределение высот в данный момент относительно лабораторий? - пробежался пальцами по клавиатуре Кокоштейн. «666 метров – 185 километров».- выдала машина. - Что? - вскричал доктор опешивши. - Откуда взялись 666 метров? Срочно выдай мне карту расположения этого места и координаты. Компьютер мгновенно провёл анализ распределения мозга кролика по поверхности земной коры и выдал в крупном масштабе на экран… место расположения лаборатории Кокоштейна! Именно над ней находился глубочайший провал и это обстоятельство сильно обеспокоило доктора. - Чёрт возьми! Нужно немедленно затыкать этот «пупок»! - разгневанно вскричал он. И тут только он вспомнил про кролика как про объект, владеющий сверхмозгом непосредственно. Как объект говорящий. Профессору срочно понадобились консультации животного. - Эй ты ! - окриком обратился он к нему - Научился разговаривать по-человечески? Надо бы переместить часть твоего мяса, что в голове, на лабораторию, а то если бомбить начнут… Ну, сам понимаешь, всякое может быть. - Понятно! - как ни в чём не бывало отозвался доселе таинственно молчавший кролик. Спустя секунду лабораторная сигнализация угрожающе завизжала и замигала пугающим кровавым светом. Кокоштейн услышал доносящийся сверху скрежет металла, вскинул туда взгляд и с ужасом обнаружил, что крыша лаборатории быстро прогибается, испытывая на себе чудовищное давление перемещающейся мозговой массы. - Эй! Эй! Подождите, остановитесь! Так ты можешь и меня задавить. Ненормальное животное. - заголосил Кокоштейн. - Сказано-сделано! - ответил не шибко разговорчивый альбинос и тут же нахамил ничуть не хуже покойной лягушки - Будешь ещё указывать и обзываться, раздавлю. Понял? И вообще, больше со мной не общайся! Кокаштейн был взбешён таким тоном! Он подскочил к дырке в двери, из которой торчал смешно шевелящийся кроличий нос и попытался схватить его своими тонкими пальцами. Но ловкий кролик, словно черепаха, успел втянуть в себя голову, и при этом в отместку хаму исхитрился со всем удовольствием цапнуть его корявый палец. - Ай! - взвизгнул душегуб, почувствовав резкую боль - Ах ты противный, неразговорчивый кролик! - распылялся он всё больше и больше. - Я с ним по хорошему, а ему со мной даже пообщаться не хочется. Взбесившийся учёный муж со всей накопившейся внутри ненавистью схватил метлу, стоявшую у двери, и стал с силой толкать ею в отверстие, пытаясь попасть по кролику. Но удары намеченной цели так и не достигли. Кролик каким-то чудом изловчившись, в мгновение ока перегрыз ремешки, стягивающие его по лапкам, и ту «пуповину», которая соединяла его с громадным мозгом и питала последний. Ранка на черепе не ощущалась, а отделившаяся часть мозга могла разрастаться уже самостоятельно. Кролик снова стал кроликом. С самым обычным мозгом. Доктор ещё долго и тщетно пытался отомстить неразговорчивому наглецу, ковыряясь метёлкой в отверстии. Безумный, он не замечал, как мозг, мягкий в этом месте, протыкаемый палкой, решил отомстить и стал быстро втекать через дыру, из которой только что высовывалась кроличья морда, внутрь лаборатории, затопляя её вместе с профессором. Лётчики поработали на славу. Все бомбы попали точно в «лунку» и взорвались, стукнувшись о застывший на воздухе до прочности алмаза мозг трусливого домашнего животного. Но их энергия только разворотила всё, сделав дыру ещё больше, но не покорив непокорный мозг. Отчаянное бомбометание продолжалось семь часов кряду, и самые последние авиаторы из военно-космического истребительного полка, честно и до конца выполнив свой долг, с чувством собственного достоинства и безгрешия рухнули вниз на мозговые извилины. Земля превращалась в монолит и уже не была Землёй, а стала Панцирем. Наступление мозга остановить так и не удалось. Его вторжение успешно продолжалось! Теперь уже во Вселенную. 20января 1994 года |
|
|
|
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
