|
|
|
|
|
|
Литературный Башкортостан |
|
|
Притча
Виктор Новиков
Баллада о роке
Свинцовые тучи несметным числом Нависли над древним таежным селом. Блистают зарницы – то с громом, то без, И влага струится с угрюмых небес. Измученный странник-горбун-скоморох Нещадной стихией застигнут врасплох. Он, дабы минуть незавидной судьбы Стучится в калитку ближайшей избы. В просторном том доме – резные врата, Живет земледельцев нестарых чета. Советом и миром – благами из благ – Овеян их светлый домашний очаг. Удачлив хозяин, красива жена, Однако несчастливы он и она: Пусть в доме согласье – достатка залог, Но не дал супругам наследника Бог. Двадцатое лето уж вместе они, Текут безотрадно постылые дни В постах и обетах… Но плачу сердец Упрямо не внемлет Небесный отец. Вот в горницу, промыслом Божьим храним, Заходит продрогший старик-пилигрим. Хозяйка не медля, участья полна, Ему подает молодого вина, Лепешку, похлебку, вареный горох – Все с низким поклоном берет скоморох. Он ест и украдкой пихает в суму, Не каждый, должно был, участлив к нему, Спасая от стужи и лютой тоски Нетленным заветам Христа вопреки… Насытился странник,, Уж ночь за окном… Сморённый уютом и терпким вином, Он в опочивальне радушной семьи Доверил Морфею тревоги свои. Вот полночь! Над кряжистым взгорьем села Нависла густая холодная мгла, Как тать, притаившись в эфире сыром… Аспидное небо беззвездным шатром Опёрлось о скаты соломенных крыш: Ни скрипа, ни шороха – жуткая тишь, Как будто исчезли леса и поля, И жизнь испарилась с планеты Земля. Не спится хозяйке. Во мраке ночном Ей видится демон ли, карла ли, гном. Личины хозяев вселенского зла Рисует в сознанье корявая мгла. И ужас по трапам звенящей тиши Вползает в отсеки поникшей души. Ни вздрогнуть, ни встать, ни рукой шевельнуть. О, страхов полночных зловещая жуть! Клыки вурдалака, оскал упырей – Ничто пред лицом преисподней твоей, Бросающей сердце то в холод, то в жар Колючей клешней демонических чар… Но вот луч рассвета, подобно сверлу, Игриво прожег безотрадную мглу. Расплавлены сгустки косматых тенет. Прочь ужасы ночи! Да здравствует свет! Окончена трапеза. В даль-синеву Собрался скиталец, наполнив суму. Но перед уходом чудные слова Он молвит хозяйке устами волхва: - Пусть я неказист и укутан в тряпье, Сутул, и ухожен не дюже, Мне ведомо, милая, горе твое, Печаль безутешная мужа. Ловки и проворны перста сатаны, Интригой пропитаны злобной; Но в явь обратятся заветные сны – Овцою клянусь первородной. Коль с новым закатом, молитву прочтя, Мой посох зароешь у тына, То явишь на свет, год и месяц спустя, Ты русоволосого сына. Никто не сравнится с его красотой До самой варяжской границы. И быстрым умом до столицы самой С ним тоже никто не сравнится. Он станет вам радости верный залог, Таких сосчитаешь по пальцам, Но только пойдет ему пятый годок – Отдай его нищим скитальцам. От вещей судьбы не пытайся уйти, То хлопоты, в общем, пустые. Три года придется ему провести В скитаньях по весям России. Чеканя свой детский, но праведный шаг Приметной походкой пророка, Для калик убогих, бесправных бродяг Он будет зеницею ока; Притом, не забыв про родимый порог, Про отчие пашни и хаты, Три года пройдет – В предназначенный срок Вернется в родные пенаты. А если не внимешь заветам моим, С судьбою захочешь бороться, То ведай – в день пятых своих именин Он смерть свою встретит в колодце, Что выкопан в центре двора твоего, И тут уж поделать нельзя ничего. Не россказни это – веление звезд, Рука провидения это… Сказал – и растаял, как облако грез, Навеянных блажью поэта; Как страхов и фобий ночных пелена… О, духа и разума пытки! Не сон ли лукавый? Но трость горбуна И вправду лежит у калитки… А сам он далече – Неслышен, незрим, Иные просторы утюжа… Всё сделала так, как велел пилигрим, Супруга бездетного мужа. И в точную дату, в предсказанный час, Во чистом лугу, у овина, Средь жаркого лета на Яблочный Спас Явила желанного сына. И радость сменила душевную боль, И сердце наполнила нега, Ведь поздний ребенок – большая любовь И дней монотонных утеха. Вот катятся дни. Спеет во поле рожь. Растет и малец, бед не зная. Кудряв, словно дева, улыбчив, пригож, И ласков, как солнышко в мае. В полгода уж кличет папаню и мать, А в два – ну не дивное ль диво? И буквы, и цифры сподобился знать, Рисует и пишет красиво. В три года – волшебной звездой осиян, Советы дает, не робея, И вирши слагает, как вещий Боян, И в пенье искусней Орфея. В селе знаменит, как библейский Адам, Ну как же такого отдашь босякам? И вслух размышляет счастливая мать: «Не верю в заклятье уродца. Не сможет колодец ребенка отнять, Ведь люди сильнее колодца. Коль гложут сомненья – сойдемся на том, Чтоб с долей разминуться злою – Забьем его чрево древесным щитом И щели заварим смолою. Навесим замки, хоронясь от беды, Во имя спасения Вани, Сам дьявол не сможет напиться воды Из этой ужасной лохани». Что сказано – сделано. Свежей травой Брега зеленеют Зилима. Но близится, близится день роковой Зловеще и неумолимо. И вот он настал. Пробуждаясь от сна, В садах затрезвонили птицы, Кровавая прячется в небе луна, И солнце златые десницы Простёрло над миром. Просохла трава, И дьяк, подгулявший намедни… Во двор, в предвкушенье забав торжества, Выходит малец пятилетний, Тревожа росистую гулкую рань Мальчишеским смехом удалым. И весел, и ловок, и прыток, как лань, Игрив, словно барс годовалый, Задором и пылом ребячьим гоним… Не веря в пророчество злое, Родители молча любуются им, Присев на крылечко резное. Но замер внезапно он, съежился вдруг, Ужален предчувствием странным. Смиренно глядит на колодезный сруб, Накрытый щитом деревянным; Задумчиво-вяло теребит тесьму Рубашки из скромного ситца, Опасливым шагом подходит к нему, На грубые доски ложится, Сомкнув свои очи, Как будто кровать Под ним или те же полати. «Не выспалось дитятко!» - думает мать. «Намаялось», - думает тятя. Вдруг вспучилось небо, заплакав навзрыд, Весь двор опоясали лужи: А он точно также недвижим лежит И нос заострился к тому же. На бледных ланитах размазана грязь, Вода затекает за спину… В ужасную участь поверить боясь, Подходят родители к сыну, Моля о пощаде и бесов, и фей (Чему не обучены феи?), Увы, он могильной плиты холодней И мертвой царевны мертвее. Бессилен молитв и заклятий союз, Участье друзей и соседей. О, кармы жестокой губительный груз! О, горький родительский жребий! Бедняга-младенец! – лихую судьбу Избрали, твой сан не жалея, Светила. Но может быть в райском саду Привольней ему и милее? Что жизнь наша бренная? – сплошь суета, Где правят прохвосты и сводни. …Помолимся ж, братья, во славу Христа За щедрость и милость Господню… |
|
|
|
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
