|
|
|
|
|
|
Литературный Башкортостан |
|
|
Куртуазная лирика Виктор Новиков
История третья Был август, дело шло к закату века. Я гнил по службе в пасмурной Чите. В Кремле как раз последнего Генсека Пытался завалить ГэКаЧэПэ. Бреду от скуки в бар, грызу баранки. Навстречу краля царственной осанки. К ней подхожу, шагов умерив прыть: «Вы слышали, в Москву ворвались танки, На баррикадах даже куртизанки… А не слабо вам мужу изменить?» Темнить и лить елей мне нет резона, К чему намёков вздорных шелуха: «Пойдём скорей со мной, моя Мадонна, Кто в этом гнусном мире без греха? Жизнь без измен – что пир в Хиве без плова, В них естества целительная мазь; Пусть я не Дон Жуан, не Казанова, Но и кастратом не был отродясь. А ваши обольстительные плечи И мертвеца сразили б наповал…» Мне удалась тирада. В красноречьи Я с юных лет – бригадный генерал. «Ты прав, дружок, – в приливе умиленья Мне отвечала девица сия. В чреде измен – фарватер обновленья И, стало быть – величье бытия. Дурная слава, к слову, тоже слава. За блуд не упекут на Колыму. И я грешна, чего лукавить, право И не верна супругу своему. Хоть Пенелопой быть давала слово В присутствии свекрови и судьи… Меня ты хочешь? – что ж, пойти готова, Но только знай условия мои. Экстравагантна я до одуренья, Живёт во мне искра волшебных чар. Не в радость мне ни сладость угощенья, Ни даже баснословный гонорар. Хотя в моём бюджете есть прорехи И далеко до роскоши князей - Хочу иной оплаты за утехи, Что подарю взаимностью своей. Вояж в Париж; круиз, путёвка в Татры Мне безразличны, как кобылий чих. Мечтаю я о славе Клеопатры, Казнившей полюбовников своих. Тройной экстаз, вершина ликованья – Знать, пусть ты трижды проклята молвой, Что кто-то лёг на лезвие закланья Во имя обладания тобой. Нет, я не беспредельщица-мегера, Но ощущать желаю вновь и вновь, Как остывает тело кавалера, Всю ночь тебе дарившего любовь. Вознаградить симфонией свирепства За ласки и лобзания в ночи… Не в этом ль квинтэссенция блаженства, От рая нам дарящего ключи? Ох, пресно жить по писаным законам. Собрать бы все их вместе да в камин… Вот дамский пистолет с одним патроном – Оставшись завтра в комнате один, Не порицая прихотей чудачки, Не затевая нудные торги, Своё прострелишь сердце без раскачки Иль столь же споро вышибешь мозги. Слабо тебе расплачиваться кровью? Так будь скромней в своих запросах впредь». «Ну, что ж, идём, я рад сему условью, За красоту не грех и умереть! А ты самой Монро милее вдвое. Погибнуть за такую – высший шик». Лукавил я конечно, но другое Изречь – не повернулся мой язык. Чем дуть палёный «шнапс» в похабном баре, Уж лучше в бездну страсти с головой. И мы пошли под стать влюблённой паре В её квартал, вдоль пыльной мостовой. Язвит сознанье смутная тревога, Но как с царя Гороха повелось – Решаю понадеяться на бога, А в основном – на русское авось. Вот дом-гигант, в нём бани, лавки, тиры, Внутри швейцар – субтильный, как Кощей; Лифт, коридор, открылась дверь квартиры… Ну, с богом – в пекло гибельных страстей. * * * Была же ночка! Пассия шайтана И та в постели держится скромней. Я никогда не вкалывал так рьяно, Палимый жаром взмокших простыней. Забыл про всё, про сладостные грёзы, Крадущейся беды акулью пасть. Какой азарт кипел, какие позы Мы принимали, змеями сплетясь, Блаженствуя и млея от истомы, Презрев и осмотрительность, и страх, Мы побыли, воздушно-невесомы У ангелов и демонов в гостях. Наведались в сады седьмого неба Вслед душам чудотворцев и святых, Испив нектар, амброзии отведав, Из расписных сосудов золотых. О, эйфории сладостное диво! О, свежих чувств искрящийся полёт!.. Но вот уж солнце лаково-смазливо Над городом трезвеющим встаёт. И вовремя! Страстей излита лава. Нет в чреслах сил, упадок там и сям. Шальных услад окончена забава, И мне пора платить по векселям. Испив сакэ и хереса по чаре, Простившись с той, что с ведьмами в родне, Я остаюсь в просторном будуаре С убийцей-«пищалём» наедине. В мозгу туман, потеет череп лысый, Я чую трупный запах праотцов. Охота жить, при этом быть хоть крысой, Хоть жабой, хоть козлом в конце-концов. Топчусь на месте, скованы движенья. Ах, кабы мне находчивость Камо1… Взвожу курок, стреляю в отраженье Своей фигуры в стареньком трюмо. Гром, звон стекла и снова стало тихо. Но как зловеща эта тишина! Вот скрип полов, и вот – вошла Она - Бледна, как Смерть, и словно Салтычиха, Жестока и свинцово-холодна. А ведь была мила и сексуальна, Дарила мне своих объятий зной. «Ты жив ещё? Весьма оригинально. Ты смеешь потешаться надо мной?» Даю ответ: «Свободою клянусь я, Коль вру, пускай отсохнет мой язык, Дрожали руки – вот и промахнулся, Но мой энергетический двойник, Что с ползунков и чепчиков, каналья, Свирепой прозой жизненной гоним, Как тать скрывался в недрах зазеркалья, Был поражён оружием твоим. Моё второе «я» - ничто иное Есть сей двойник, нет это не враньё. Он вдребезги разбит, и значит мною Исполнено желание твоё». Она глядит насмешливо-сердито, Цедя с ухмылкой свой аперитив. «Хитёр ты, но и я не лыком шита. Сей выстрел – не зачтён тебе в актив. Слова твои – сплошная паранойя. Такое бог и психу не простит. Ведь бой стекла немножечко иное, Чем то, чему названье – суицид. Ты шулер, но моя не бита карта Игре твоей – цена один сантим. Вот ятаган – подарок Бонапарта, Что был в родстве с прадедушкой моим. Он закалён в воде прохладной Сены. Не одного прервал он сердца стук. Сейчас ты им немедля вскроешь вены Своих немытых, жульнических рук. Почти за честь! Сей сталью дрался прадед! Не смог расстаться с жизнью ты легко. Так пусть она по капле вытекает, Коль пулю ты отправил в “молоко”». Беру клинок – изящна рукоятка! Два яхонта с яйцо величиной Вмурованы в неё. Зеваю сладко Отворотясь, но чувствуя спиной Надменный взгляд взбесившейся мадонны. Пред Господом в душе склоняюсь ниц: Перерубаю, сдерживая стоны Синь вздутых вен натруженных десниц. Кровь гейзером! Но вот слабей фонтаны. Глядь, кровоток замялся и зачах. Рубцуются в мгновенье ока раны, И шрамы зарастают на глазах. Она глядит поверх ножей и вилок В прострации, бела как простыня. Не знает, фря, свой замысел чиня, Что я с рожденья антигемофилик , И кровь в момент густеет у меня. Хоть взрежь аорту – проку будет мало На зависть недоноскам-докторам… Я вытираю лезвие кинжала О скатерть, прикрывающую срам Родных телес – набедренной повязкой Её я обернул – чего робеть! – Вкруг ног и ягодиц. Хозяйской лаской Как ласкою охотника медведь Сыт по уши, влив пива полбаллона В утробу; словно вепрь подбитый злой, Не мешкая, в костюм влезаю свой; Спешу к двери, но дар Наполеона Ей возвращаю влажною рукой. Она в ответ – раба своей гордыни – Шипит гюрзой. Слова вгоняют в дрожь. «Не знала я, что ты ловчей Гудини, Но всё равно, отсюда не уйдёшь Ты через дверь, замок её под кодом. Ты не факир и не багдадский вор. Сигай в окно, вон в то, что над комодом: Хоть так, но выполняй наш уговор! В твоём убогом скарбе нет оснастки Чтоб от беды такой тебя спасла. Подохнешь как Нушрок из детской сказки Про битые кривые зеркала. Хоть дом, где я живу, не Башня Смерти, Но мой этаж – Тринадцатый Этаж. Уже сегодня пакостники-черти В аду с тобой сыграют в ералаш2. Вотрут очки, зараз посадят в лужу, И вмиг пропьют – Указ3 им – не указ Твою эгоистическую Душу, Иль что там остаётся после нас, Когда мы отопьём коньяк и кофе, Откурим и отнюхаем табак? Я несильна по части философий. Так прыгай же скорей, не будь дурак. Открыт шлагбаум, хватит проволочек. Смелее вниз; чего такой смурной? Посадки тебе мягкой, голубочек, И скорого свиданья с сатаной. Чу! Слышишь - звонит муж, не отвертеться Теперь тебе - что зверь он поутру». Я выпрыгнул, куда тут было деться, Но так загнуться мне не по нутру. Хоть жизнь - подлянка, всё ж таки не дело Спешить на плаху Рейгана вперёд; Я ж не Гагарин, даже не Гастелло, Мне не дадут медали за полёт Хоть расшибись. Тогда какого шута Канаю под Икара, старый шут? Эх, не ношу с собой я парашюта: Нужней презерватива парашют В таком антре – пикантной клоунаде… Ужель пора мне в герцогство теней, Не отыскав своей Марины Влади, Не написав «Утопии» своей? Холера съешь срамную нашу сделку, Не ровен час - пробью земную ось. За телевизионную “тарелку” Всё ж зацепиться чудом удалось, Не долетев семи-восьми саженей До тверди. Потрясающий финал! Вишу как жертва классовых сражений, Пою, кобель, «Интернационал» Вполголоса (что ж , пой, пока поётся! Ведь пел в когтях у кошки соловей). Проходит четверть часа. Чую, гнётся Конструкция под тяжестью моей. К тому же пальцы одеревенели. Сюда б Пегаса, вещего коня. В ушах звенят заливистые трели – То ангелы приветствуют меня. Вот здорово! Они мне словно братья, Их голоса спасают от хандры. Трах-дибидох! Всё рухнуло! Проклятье! Мешком дерьма лечу в тартарары, Глаза зажмурив. Чешется сопатка От трения о воздух. Раз-два-три!- Касание с землёй. Но что-то мягко Прошла посадка, чёрт её дери! Неужто стог с жирафа вышиною Кто наметал? Шалишь – галиматья! Иль наградили жизнью запасною Те, в чьих руках все нити бытия? Аль глюки то? Летающей арбою Похищен, и на пытки обречён? Нет, всё не то! Я чую под собою Живую плоть, грудастую причём. Она хрипит в агонии, чудачка. Тут не помогут вата и бинты. Я на неё спикировал удачно, Смягчив паденье с адской высоты. Жаль, не успел исполнить пируэта; Но что-то мне знаком лица овал. Не мудрено – ведь это та «Джульетта», С которой я всю ночь прогарцевал, Прокувыркался в омуте постели… Теперь ей любоваться не с руки! – Копна кишок топорщится на теле Ох, дюже мерзопакостны кишки! Ах, англичане! Ах, ваш юмор чёрный! Сюда бы вас, и Хичкока сюда – Я весь забрызган слизью тошнотворной Пахучей, словно сперма верблюда. В лохмотья превращён пиджак из твида; Зато цел сам. Нестарая ж карга Почти мертва – раздавлена, как гнида, Ну, в общем, села чёрту на рога. Вот то-то же, не рой другому яму. Сама, свинья, в неё и попадёшь. Финита ля комедия. На драму Не тянет сей расклад, едрёна вошь! Светило солнце, радуясь спасенью Моей души. Исполнен новых сил Я шёл домой в игривом настроеньи – У трёх смертей я головы срубил. Навстречу сплошь – сияющие лица. До хрипоты судачили в толпе О том, что в белокаменной столице Повешены вожди ГэКаЧэПэ: Кто за ребро, кто вовсе за мошонку. И пусть то были россказни старух – Ласкало слух – ведь плуту и подонку – Награда – смерть, язви нечистый дух Их телеса. Но по большому счёту Я от большой политики далёк. Иду себе и радуюсь полёту Оживших грёз, сжимая кошелёк. Глядь, у часовни, там, где нищих стая, Стоит милашка – ей машу рукой… Но это уж история иная Как говорят, из оперы другой… __________________________________________________________________________ Примечания: 1. Камо Симон Аршакович (настоящая фамилия Тер – Петросян) (1882-1922), деятель российского революционного движения, большевик. Отличался находчивостью. Ему посвящены кинофильмы, в частности «Последний подвиг Камо» и др. 2. Ералаш – старинная карточная игра; также часть современной карточной игры в «Кинга». 3. Имеется в виду антиалкогольный Указ, изданный 16.05.1985г. М. Горбачёвым, и действовавший в момент описываемых здесь событий (1991г). |
|
|
|
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
