|
|
|
|
|
|
Литературный Башкортостан |
|
|
- Не вздумай блевануть на меня, – строго предупредил он Фарита и легко, словно акула в океанской пучине, перевернулся головой вниз, и в то же мгновение коротко и резко ударил уже полусложенными крыльями по воздуху, бросая своё тело к земле с силой пущенной мощной установкой торпеды. - Я скажу, когда нужно будет открыть глаза и приготовиться, – негромко пообещал он спокойным голосом, прозвучавшим опять словно прямо в голове у Фарита и легко перекрывшим оглушащий рёв забурлившего воздуха в ушах, и, наконец, заткнулся, чему Фарит был несказанно рад, потому что всё уже умерло внутри него, всё внутри него стало совершенно мёртвым и становилось всё мертвее и мертвее по мере того, как все оглушительнее и оглушительнее грохотал воздух в его ушах, всё сильнее и сильнее обдирал его кожу и мозг скрежещущий шершавый встречный ветер, всё плотнее и плотнее давил ледяной ладонью в его потный лоб и всё глуже и глубже проникал во все его поры, продавливаясь внутрь и разрывая ему оттуда, изнутри, грудь, по мере того, как вырастала и вырастала из бездны им навстречу тёмная глубокая чаша подёрнутой лёгким туманом земли, всё больше и больше обнимая их увеличивающимися со всех сторон краями, словно чрево матери принимая их обратно в своё влажное и тёплое нутро, вот уже стала различима нестерпимо яркая отсюда, с высоты, тонкая лента дороги, и ещё через миг вдруг отчётливо проступила, словно проявилась на фотобумаге, медленно ползущая чуть впереди них букашка автомобиля, и Фарит вдруг понял, что, оказывается, давно уже открыл глаза и, напряжённо щурясь от ветра и непрерывно моргая от беспрестанно набегающих слёз, вглядывается в пустоту под собой – вот земля, всё время медленно и равномерно выплывавшая им навстречу, внезапно дёрнулась к ним, словно скакнула, всем своим огромным телом, выросла перед взором и раздалась вширь, разом заслонив с боков бесконечным объятьем оставшееся позади небо, и тут же замелькала верхушками трав в нескольких метрах внизу, и ещё через миг ангел, достигнув кромки шоссе, заложил вираж, настолько крутой и резкий, что, будь у него пропеллеры, они бы сейчас надсадно завыли от безумного напряжения, и пошёл на бреющем над самым полотном, заскользившим, заструившимся под ними бесконечной маслянистой лентой, словно громадная, неимоверно длинная плоская змея, обернувшая по кругу всю землю и жадно заглотившая собственный хвост, и за мгновение до того, как в полуметре под Фаритом возникла запылённая крыша бандитского джипа, ангел мягко и с неожиданным состраданием произнёс у него в голове беззвучными и ясно слышимыми словами: - Только не сорвись. Не так-то просто вылавливать из воздуха человека, падающего с маленькой высоты. А на такой скорости ты, упав и с маленькой высоты, размажешься по асфальту. И с этими словами он очень аккуратно установил его на крышу машины поближе к лобовому стеклу, и тут же мягко качнулся в воздухе, наклоняясь вниз левым крылом, и стал плавно уходить в сторону, чуть запрокидывая голову с длинными развевающимися чёрными волосами за спиной, плотно оттянутыми назад встречным ветром, отчего казалось, что у ангела мокрая голова. - Я буду рядом, – крикнул он всё так же безголосо, уже слегка повернув плоскости крыльев вперёд-вверх и начав набирать высоту. – Но вы, люди, должны сами уметь карать всякую мразь. Я могу вмешиваться, лишь когда человек, который мужественно сражался и не сдал перед нечистью фронт, всё-таки не справляется и, продолжая биться, начинает погибать. Инш-Алла – так захотел Аллах. Он захотел, чтобы вы приближались к свету, на пути побеждая мглу, и ни один ангел не должен вам в этом мешать, ибо любое постороннее вмешательство удлинняет и затрудняет человеческий путь в небеса. И Фарит, балансирую на раскачивающейся в ногах покатой крыше джипа, почему-то с полнейшим вниманием дослушал его речь до конца, прежде чем начать осторожно сдвигаться к лобовому стеклу. Он даже повернул голову и внимательно посмотрел на ангела, щурясь от хлещущего по глазам ветра. До ската перед лобовым стеклом было не более десяти сантиметров, и Фарит прополз эти не более десяти сантиметров совершенно бесшумно, зная, что внутри никто ничего не понял и толком не заметил – ну, мелькнула какая-то тень, ну и хрен ли? Он помешкал мгновение, подтягивая всё тело, как пружину, затем резко опустил голову на лобовое стекло прямо перед местом водителя и силой прижался к стеклу лицом, расплющив нос и губы, как делал в детстве, когда пугал девочек из своей группы в детском саду. Для более весомого эффекта он расплылся в идиотической улыбке, обнажив сразу все тридцать два зуба, и скосил к носу глаза. - Ааааааааааааааааа!!! – заорал кто-то внутри машины за непроницаемыми чёрными стёклами голосом настолько безумным и громким, что перекрыл даже рёв мотора, работающего на полных оборотах, не говоря уж о том, что проник звуком своего голоса сквозь наглухо закрытые тонированные окна, потом кто-то другой заорал: - Ааааааааааааааааа!!! И джип пошёл юзом, оставляя за собой клубы чёрного дыма, вырывающегося из-под всех одновременно затормозивших четырёх колёс, на миг джип повернулся к ходу движения боком, затем завихлялся по всей ширине пути и, наконец, каким-то чудом вновь почти выпрямившись, остановился, приткнувшись мордой к редкому кустарнику в небольшом отдалении от кромки шоссе. Фарит с трудом разжал онемевшие пальцы, которыми вцепился в края крыши, когда машину начало бросать из стороны в сторону, и встал на крыше в полный рост, каждое мгновение ожидая автоматной очереди снизу прямо сквозь кузовной металл, впрочем, подумал он, у этих выродков хоть одна тарантайка теоретически должна быть бронированной – а поскольку методом эмпирического исследования уже удалось установить, что предыдущие две тарантайки бронированными не были, то, идя путём исключения, приходим к выводу, что бронированной должна быть как раз та тарантайка, на которой я стою… и эхом, подтверждающим его мысли, запорный механизм задней правой дверцы чуть слышно звякнул, и в образовавшуюся между крышей и открытой дверцей щель начала пролезать чья-то белая физиономия. - Ты, мертвяк, - совершенно больным голосом сказала белая физиономия, блестя сплошной плёнкой пота в солнечных лучах, - я твою сучку держу на мушке. Смаааари, мммля, понял, нет? Фариту почему-то не захотелось смеяться. Он стоял на крыше джипа и понуро смотрел, как бандиты один за другим пронырливыми тараканами выскакивают из дверей с одной и той же стороны, тут же торопливо прячась за братком, удерживающим перед собой Ляльку со связанными за спиной руками и держащим у её головы, упирая дуло под ухо, громадный пистолет. - Дафай, - почему-то через “ф”, как необрусевший немец, - мертвяк, мы пошли, – всё так же блестя лицом, лихорадочным голосом снова заговорил ублюдок и вдруг слегка повернул голову и остекленевшими глазами начал смотреть куда-то вбок, проделав всё это абсолютно одновременно, вплоть до миллионых долей секунды, с другими бандитами, боязливо выглядывающими из-за его спины. Фарит даже не стал туда оглядываться. Он и так знал, на что, вернее, на кого смотрят бандиты. Он лишь устало сел на крыше джипа, свесив ноги в проём оставшейся открытой дверцы, и потом всё-таки повернул голову и взглянул на ангела, стоящего чуть в отдалении на гладком дорожном полотне. Ангел смотрел на бандитов в упор чёрными мрачными глазами, и его чуть одутловатое башкирское лицо как-то по-младенчески скособочивалось вбок, придавая ему недоброе и желчное выражение, и выпуклые мускулы с заметно проступающими сквозь кожу трубками наиболее крупных артерий и вен, отбрасывали под сияющим солнцем резкие тени на поджарое худое тело, визуально придавая его облику какую-то жуткую, противоестественную мощь. - На сей раз вы перестарались, уроды, – негромко произнёс ангел, не шевелясь и таким образом сохраняя неподвижность прекрасного мраморного изваяния, словно освещённого волшебным Божественным светом изнутри, это было действительно так – он как будто весь изнутри светился, словно лик на иконе за лампадкой в тёмном углу. – Девушку можете теперь не отпускать. Это уже не имеет значения. И даже не пошевелив ни единым мускулом, и всё так же удерживая крылья в полуприподнятом положении, словно готовый в один миг метнуться в небо, ангел ударил в них четырьмя тонкими трескливыми белыми линиями молний прямо из спокойно опущенных вдоль туловища рук – сначала был именно треск, а грохот прокатился потом, а в самый первый момент молнии просто совершенно бесшумно и мгновенно возникли тонкими нитевидными пылающими лучиками, соединяя его руки со лбами всех четырёх оставшихся в живых братков, молнии аккуратно окружили огненным нимбом в долях миллиметров от кожи лицо Ляльки со всех сторон, при этом её не задев, и – с еле слышным треском словно лишь слегка коснулись кончиками, как щупальцами, бандитских лбов, всех, точно посередине, и их головы тут же, словно включившиеся электрические лампочки, вспыхнули одинаковым ровным ослепляющим светом, и Лялька вырвалась из ставших неподвижными рук ублюдка, который её удерживал, и с визгом кинулась на землю, закрывая руками лицо, и уже в следующий миг бандитские головы словно размягчились, осели, расплылись и, наконец, рассыпались по сторонам клубами белого, ещё не остывшего, пепла, тут же поплывшего по ветру, вытягиваясь гаснущим, на глазах чернеющим, дурно пахнущим удушливым шлейфом на восток, и лишь тогда на уши людей обрушился невыносимый, оглушающий, рвущий барабанные перепонки и словно сокрушающий черепа продолжительный гром. Безголовые братки с ровненькими и чистенькими, пылающими алым срезами шей некоторое время стояли, сохраняя полную неподвижность, и Фарит даже успел вздохнуть и сплюнуть, прежде чем они повалились куда попало и как попало самым беспорядочным образом, настолько беспорядочным, что это смутно напомнило Фариту кегельбан. - Фу, - сказала Лялька и с облегчением начала вставать. – Воняет, как жжёное дерьмо. - Всё-то ты в жизни попробовала и понюхала, – участливым тоном и при этом жутко дррожащим голосом отозвался Фарит и с внезапным, обжигающим грудь, ослепляющим ощущением счастья взглянул ей в глаза. И Лялька прямо и просто ответила на его взгляд и улыбнулась легко и чисто, как умеют улыбаться только дети или ангелы, или, возможно, Бог. Затем она повернулась к ангелу и уставилась на него с таким невыразимым любопытством, что ей оставалось только сунуть пальчик в рот и начать его сосать, чтобы совсем стать похожей на маленькую девочку, увидевшую нечто, не доступное её пониманию. Ангел посмотрел на неё сумрачным взором и неожиданно улыбнулся удивительной сверкающей улыбкой, разом осветившей всё его лицо и сделавшей его по-настоящему прекрасным – прекрасным неправдоподобной, неземной красотой. - Будьте осторожны, – мягко сказал он и распростёр могучие стальные крылья, готовясь в к полёту. – Что-то назревает, и пока никто не знает, что именно. Что-то чёрное и плохое – вот всё, что пока известно пока только нескольким людям. Ведунам. Вы им понадобитесь, так что постарайтесь не погибнуть. Вместе с вами ведунов станет семеро, а это как раз необходимое количество для того, чтобы справиться с силами тьмы – вас станет семеро – магическое число. Будьте осторожны. Теперь вы себе не принадлежите. Теперь вы принадлежите Всевышнему и промыслу Его. И он сорвался с места в воздух одним вспархивающим движением, словно чайка, взметнувшаяся с океанской волны, и в одно мгновение превратился в крохотную точку посреди бескрайнего, полыхающего золотом и голубизной неба. Когда Фарит с Лялькой входили в его квартиру, он снова ощутил напряжение, которое испытал утром и ночью и о котором за этот суматошный день успел забыть. Он поёжился, вдруг почувствовав, что мёрзнет, и невольно бросил взгляд на термометр в прихожей. Для осенней поры термометр показывал самую настоящую жару. “Нервы”, - устало подумал Фарит и, скинув ботинки, потащился на кухню, позвякивая бутылками с красным вином в пакете. - Холодно у тебя, – неожиданно сказала Лялька и порывисто потёрла себе плечи. - Это от нервов, – твёрдо заявил Фарит и сам не поверил своим словам. – Щас вмажем по чуть-чуть, станет теплее. - Хммм, – осторожно ответила Лялька, и это было самым точным и убедительным отрицательным ответом. Фарит подрагивающими руками начал засовыввать в холодильник сыр и холодное мясо – наиболее подходящую, по его мнению, закуску под красное вино, и почувствовал, что у него начали замерзать кончики пальцев на руках и на ногах, и если то, что пальцы мёрзнут на руках, можно было объяснить тем, что он возится руками в холодильнике, то тот факт, что у него мёрзнут пальцы на ногах, невозможно было объяснить ничем. “На хрен, - раздражённо подумал он, - с таким трудом подснял, с таким трудом спас и с таким трудом уговорил прийти в гости таккккую девочку, и вот поди ж ты. Надо бы не поддаваться всяким глюкам от нервов.” - Ерунда, – заявил он страшно убедительным и уверенным тоном. – Щас вмажем и… - Да-да-да-да-да, – с лёгким раздражением, совершенно неожиданным после совместной битвы и поцелуя взасос в лифте прервала его Лялька. – Щас вмажем и споём, на фиг. – она мрачно повернулась и прошла в комнату, уничижительно бросив через плечо. – Ковбой. Фари т обречённо вздохнул и выпрямился, закрывая дверцу холодильника. Серая призрачная тень стояла рядом с ним на расстоянии вытянутой руки, и сквозь неё туманно просвечивала кухонная раковина в углу. Фарит не успел ни о чём подумать, просто какой-то застарелый древний ужас, смешанный с таким же древним застарелым отвращением, которые он никогда раньше не испытывал разве что, может быть, иногда во снах) заставили его шарахнуться в стороны с хриплым и гортанным животным криком. Он налетел всем телом на кухонный стол; и стол, отброшенный этим ударом в сторону, с грохотом опрокинулся дальним углом на деревянную стену возле отделяющей кухню от прихожей двери, и Фарит замахал руками, пытаясь восстановить равновесие и ухватиться за стену, чтобы не упасть. Когда ему это удалось, он увидел прямо перед собой чёрное и бездонное выходное отверстие ствола, направленное ему в лоб. Ствол продолжался тонкой стройной рукой Ляльки, вытянутой от плеча во всю длину. - Может, ты псих? – задумчиво задала Лялька вопрос, кажется, не ему, а самой себе, и переложила указательный палец со скобы над спусковым крючком непосредственно на спусковой крючок. Фарит покосился в угол перед раковиной, где никого не было, и честно ответил: - Может. Может я и псих, но я не демон, и не браток, так что будь любезна – опусти, на хрен, пушку. Лялька ещё несколько мгновений пристальным взором смотрела ему в глаза и уже начала действительно опускать пистолет, когда вдруг резко усилился холод, и она, дёрнувшись, вновь вскинула руку и нажала на спуск. Пуля, преследуемая грохотом выстрела и горячим потоком воздуха, пролетела настолько близко от головы Фарита, что его словно даже слегка качнуло создаваемым ею ветром. - Долбанулась, что ли? – взвизгнул он, запоздало отшатываясь в сторону. Лялька не ответила и со смущённым и недоумённым видом, все так же удерживя пистолет в вытянутой руке, рассматривала пространство кухни за спиной Фарита, переводя взгляд с одного предмета на другой. - Расуль Ягудин как-то говорил, что психические болезни заразны, - произнесла она, наконец, убирая пистолет за поясс. – Кажется, ты меня заразил. Фарит напрягся,сразу поняв смысл её слов. - Ты что-нибудь видела? – оччччень спокойным и равнодушным тоном спросил он её. Лялька ещё раз бросила настороженный взгляд куда-то ему за спину и недоумённо пожала плечами. - Привиделось, – неуверенно ответила она. – Вроде, серое что-то было. Освещение у тебя, наверное, какое-то не такое. - Освещение в порядке, – ровным голосом ответил Фарит и оглянулся назад. Там ничего не было, но ему но миг почудилось, что нечто юркое и мерзкое скользнуло по полу под плиту. Фарит повернулся обратно и вновь внимательно посмотрел Ляльке в глаза, чувствуя себя сосредоточенным и спокойным. – Выпить, наверное, не удастся. Может, хоть трахнуться успеем? – При последних словах из его рта вырвалось облако пара, и он вновь посмотрел на термометр, на сей раз на кухонный. Термометр упрямо показывал жару. - На таком морозе? – рассудительно возразила Лялька, явно обрадовавшись, что нашла отмазку. – По-моему, на улице и то теплее… ЛОЖИСЬ!!! – Она прыгнула на него прямо с места и сбила с ног, ударив всем набравшим инерцию телом, и тут же перевернулась на нём лицом вверх, удобно и больно упираясь лопатками в его грудь – пистолет уже был у неё в руках. Кухня тихо и тоскливо молчала, светясь ровным отражённым светом кафеля вокруг. - На хрен, – искренне высказался Фарит и начал, вставая, сталкивать её с себя. – Давай пить, жрать и трахаться. - Мы уходим, - каким-то чужим голосом ответила Лялька. – Захвати вина, чтобы согреться на улице. Сходим к одной моей подруге – может, она нам посоветует что-нибудь путное. Фарит замешкался лишь на миг, краем глаза поймав призрачное движение за её спиной и тут же, стиснув зубы и не отрывая глаз от пустого места, где ему только что привиделся серый прозрачный силуэт, шагнул назад, ощупью открывая дверцу холодильника – и он уже в прихожей, подходя к открываемой Лялькой двери, с коротким хлопком вдавил пальцем внутрь пробку, облившись брызнувшись из-под неё красным вином, словно кровью, и тут же сделал прямо из горлышка щедрый глоток, на мгновение согревший его душу и прояснивший его мозг. - Не зевай, алкоголик, – недовольно буркнула Лялька, и Фарит тут же состряпал самое бдительное лицо, какое только мог изобразить, торопливо спрятав за спину бутылку. Лялька мрачно покосилась на него, но сказала совсем о другом: – Что-то действительно было, мне не могло показаться, я ещё не спятила, на хрен, что бы там мне Расуль Ягудин ни говорил, – внезапно она дёрнулась и резко повернула голову, глядя на совершенно пустое место сбоку от неё. – Так, - продолжила она и невольно потрогала рукой пояс, проверяя, на месте ли пистолет, – давай-ка поторопимся. И Фарит, выходя в дверь вслед за ней, вновь напрягся, уловив призрачное движение за спиной, и заставил себя не оглядываться, контролируя тыл лишь боковым зрением – почему-то ему казалось, что по какой-то неясной причине очень важно на данном этапе противостояния не выказывать страх. Они вышли за дверь и на миг замерли с остановившимся дыханием, захлебнувшись морозным тяжёлым воздухом, вызыващим ощущение какой-то полярной, вечной, непреодолимой и непрекращающейся зимы. Ага, – глубокомысленно сказал Фарит и встал за спиной Ляльки боком, так, чтобы они вдвоём могли видеть всё пространство вокруг на триста шестьдесят градусов. – Вызывай лифт, – И он цепко проскользил взглядом по всем стенам и углам, готовый заметить любой движение и любую туманную тень. - Поедем в лифто? – хриплым голосом попыталась пошутить Лялька, удерживая руку на рукоятке, торчащей у неё из-за пояса, отдалённо напоминая эрегированный мужской член. – Может, лучше по лестнице? Фарит несколько мгновений молчал, напряжённо размышляя. - Нет, – наконец, ответил он. – Лампочки нигде не горят, так что в подъезде темно. Мне почему-то не хочется брести по лестницам на ощупь, паранойя, наверное, всё, как предупреждал Расуль Ягудин. Дверцы лифта с грохотом захлопнулись за ними, как крокодилья пасть, и за мгновение до того, как лифт пошёл вниз с натужным гулом, щёлкая и кряхтя, Фарит приник к дверям ухом, цепко вслушиваясь в звуки снаружи – звуки, которых не было – в подъезде, оставшемся снаружи лифтной шахты, царила полная тишина, и от этого Фарит почему-то обеспокоился и напрягся ещё сильнее, сам не зная, как объяснить себе своё состояние. Он отлип от сомкнутых створок дверей и взглянул в глаза Ляльке с близкой дистанции. - Расстояние между двенадцатым и первым этажом, хоть туда, хоть сюда, лифт проходит ровно за тридцать секунд, я как-то засекал, – негромко сказал он. - Как думаешь, я успею кончить за это время? – и он наклонился вперёд, ища губами её губы. - Да тебе и трёх секунд, по-моему, хватит, как подростку, - нервно засмеялась Лялька, уворачиваясь от поцелуя. - Тем более тебе нечего бояться, – рассудительно заметил Фарит и, шагнув вперёд, прижал её всем телом к стене, ограничивая пространство для увёрток, и, просунув колено меж её бёдер, раздвинул ей ноги одним рывком, и тут же сунул руку ей под пальто, нащупывая плотную и выпуклую, хорошо ощутимую сквозь эластичную обтягивающую ткань вульву, и даже сквозь эту ткань он почувствовал, как вульва словно нежно вздохнула и раскрылась лепестками под его рукой. - Фарит, угомонись, – сердито сказала Лялька прямо ему в лицо, и в этот момент Фарит поймал её рот своими губами, и тут же обхватил её лицо ладонями, не давая вырваться. Лялька вздохнула и неожидано ответила на его поцелуй, глубоко, страстно и влажно, поцелуем, от которого у него на миг помутилось в голове. Затем она вырвалась одним мягким, но решительным движением, выскользнув из-под него, как змея, и отвернулась, встав лицом к сомкнутым дверям лифтам. - На хрен, – злобно высказался Фарит и облизнулся, с удовольствием ощущая на языке вкус её тёплых губ. – Я этих уродов всех похороню. - Каких уродов? – спросила Лялька, не оборачиваясь. - Которые не дали мне выиграть один доллар прямо этим вечером, не откладывая на завтра то, что можно было сделать уже сегодня, – объяснил Фарит и, наклонившись, поцеловал её в спину ближе к левому плечу. - Но я-то не хочу проиграть пари,- слегка недовольным тоном ответила Лялька, всё так же упорно глядя в двери перед собой. Фарит нежно обнял её сзади и, прижавшись к её спине грудью, с наслаждением вдохнул тёрпкий душистый запах её волос. - Лялька, мы оба знаем, что ты уже проиграла это пари, – мягко сказал он ей в самую душу, согревая ей горячим дыханием мочку правого уха. – Мы оба знаем, что ты уже моя – просто нам временно негде лечь, и это единственная причина некоторой проволочки. Лялька промолчала, но чуть вздохнула, и Фариту показалось, что едва заметно кивнула головой, отвечая не ему, а лишь самой себе на какой-то внутренний вопрос, и лифт с грохотом остановился, прервав их разговор. - Лялька, - с выдохом сказал Фарит и плавно достал из-за пояса пистолет. – Если что, не дай им уйти, – Двери лифта задребезжали, раскрываясь и заглушив его последние слова, и Фарит рыбкой скользнул в расширяющуюся щель, едва только она оказалась достаточной для того, чтбы он смог туда пролезть. Глухая чернота подьезда ослепляюще брызнула ему в глаза после ярко освещённого лифта, и Фарит инстинктивно пошёл низом, мгновенно скользнув на полусогнутых ногах к плинтусу противоположной стены, и яростно напрягая взгляд, чтобы иметь возможность хоть что-то разглядеть – ему на миг показалось, что едва заметное призрачное мерцание мелькнуло, отшатываясь, в двух шагах от него, и тут же грохот выстрела взорвался над самым его ухом. - Ты видел?!!! – захлёбываясь воздухом и учащённо дыша, заорала Лялька. – Ты видел?!!! В этот раз точняк, она там была, сука!!! - Что за сука-то хоть? – поднимаясь с корточек в полный рост и зябко передёрнув плечами от сдавливающего его стальным коконом мороза, хмуро спросил Фарит, и последнее облако пара погасло, вырвавшись у него изо рта, едва только угас последний звук его голоса. - А хрен её знает. – уже остывая, пробормотала Лялька. – Но она тут была, точно, такая… прозрачная. И Фарит ей почему-то поверил. Сразу и бесповоротно. - Какая она была из себя? – содрогаясь от внутренней дрожи, спросил он и быстро скользнул вдоль стены в темноту, перегораживающую выход. - Я говорю, не знаю, – раздражённо огрызнулась Лялька. – Такая... прозрачная и изогнутая, как лупа, за которой искажаются предметы и окружающий мир. - Ты в неё попала? – задал Фарит ещё один вопрос и пинком распахнул дверь на улицу. Прозрачная тень стояла перед дверью почти вплотную и исчезла в тот же миг. - Попала, – односложно и твёрдо ответила Лялька, выскакивая на улицу вслед за ним с оружием наголо, и Фарит опять ей сразу и бесповоротно поверил – никаких сомнений не было, Лялька в неё действительно попала, это уже было объективной реальностью, данной им, по Ленину, в ощущениях. Лялька в неё попала, но вот куда же эта долбаная “она” тогда делась, думал Фарит. И почему эта самая “она” – именно “она”, а не “он” или, на худой конец, “оно”? Этот вопрос он задал вслух: - Почему ты считаешь, что это женщина? – спросил Фарит и, повернув голову, внимательно посмотрел Ляльке в глаза. Лялька ответила на его взгляд с искренним недоумением. Было видно, что вопрос поверг её полнейшую растерянность, и она совершенно не знает, что ответить. - Не знаю, – слегка обалдело начала она. – она какая-то… такая… не такая… - Ладно, - согласился Фарит. – Дёрнули к твоей подруге – где она, кстати, живёт? - Да здесь, в Сипайлово, – вновь обретя уверенность, ответила Лялька и первой двинулась вдоль стены беззвучно, как тень. Фарит пошёл за ней тоже неслышным скользящим шагом, передвигаясь боком вперёд, чтобы удерживать под контролём как можно больший объём пространства по кругу, и он вдруг взглянул с близкого расстояния в прозрачные мёртвые продолговатые глаза, внезапно оказавшиеся прямо перед ним – Фарит дёрнулся, хрипло вскрикнул и выстрелил прямо между ними, где смутно угадывалась в темноте переносица, тоже прозрачная – изгибающая, словно кривое выпуклое стекло, тёмный силуэт бойлерной позади неё, и он словно увидел, как и глаза, и переносица вдруг исчезли, словно во внезапно потухшем телевизоре, прежде чем пуля успела пролететь два сантиметра, отделяющие от них выходное отверстие ствола. Фарит хрипло и прерывисто дышал, чувствуя, как настоящие потоки пота стекают по его телу со всех сторон, и лихорадочно шарил дулом пистолета перед собой, ища внезапно исчезнувшую цель. - Не отвлекайся, – с мягкой жалостью и состраданием напомнила Лялька из некоторого отдаления, которое они без слов и инстинктивно определили между собой, как боевую дистанцию. – Нам бы побыстрее, Райка может уснуть, – и она снова двинулась в путь, теперь уже совершенно спокойно и сосредоточенно просматривая тёмное ночное пространство впереди, как будто имела дело с самым обычным врагом наподобие тупорылого братка из плоти и крови, и удерживая пистолет в жёстко вытянутой и опущенной вниз, чтобы не устала преждевременно дельтовидная мышца, правой руке. Фарит шёл за ней следом тоже с оружием в руке, всё время глядя вбок и назад, почти пятясь спиной, и потому он первым заметил, как что-то следует за ними неотступно, словно его собственная тень, это двигалось плавно, неслышно и почти невидимо, и только благодаря смещающимся и изменяющим привычный облик позади этого прозрачного силуэта домам и предметам Фариту удалось его разглядеть. - Лялька, – еле слышно шепнул, почти выдохнул он прямо перед собой, будто бы случайно удерживая ствол, направленным на скользящий следом за ними силуэт. - Понято, – негромко и спокойно, почти равнодушно, как будто вела беседу на совершенно отстранённые темы, отозвалась Лялька. – Держи под прицелом и не суетись, похоже, пули её не берут, давай-ка для начала выиграем время, может, выкрутимся – вдруг она, вообще, сама подохнет. “Хорошо бы”, – с сомнением подумал Фарит, но промолчал – он успел сообразить, что говорить так, как Лялька, отстранённо и равнодушно, он не сможет, а это могло оказаться важным, если беззвучная тварь, плывущая по их следам, не понимает человеческую речь, а ориентируется лишь на голосовые интонации, как и полагается зверю. В этот момент они вошли в глубокую черноту, отброшенную, похоже на конус, серой замшелой стеной, и призрачный силуэт вдруг оказался на расстоянии вытянутой руки от Фарита – он на какой-то миг едва не захлебнулся странным смешанным запахом мороза и гниения, когда: - ФАРИТ!!! – безумным голосом заорала Лялька, и ночь вокруг взорвалась грохотом выстрелов и и вспышками пистолетного ствола в её руке, и странное неясное лицо с ускользающими чертами, нависшее было над Фаритом, как будто недовольно, как ему показалось, поморщилось, когда его всколыхнули, словно извивы утреннего тумана на воде, пролетающие насквозь пули, и вновь исчезло, словно погасло в свете ночного фонаря, отбрасывающего на землю неровный освещённый круг, грани которого Фарит уже успел достичь. Фарит обессиленно привалился к столбу, на котором висел источающий мёртвенно-бледный ночной свет фонарь, и с хрипом в лёгких сделал глубокий вдох, чувствуя, как мелко дрожит от пережитого страха и омерзения каждая клеточка в его теле. Кровь безумно колотилась мелкими молоточками почему-то, в основном, в кончиках пальцев, и липкий удушливый пот обхватил его, облепив, с головы до ног, словно тонкий и смертельно ледяной пластиковый саван. - Вот, сука! – дрожащим голосом сказал он и покрепче сжал в мокрой руке рифлёную рукоять запоздало выхваченного оружия. Его продолжала колотить непрерывная дрожь, и в глубине груди, прямо возле сердца, пронзительной, пронизывающей иглой жило ощущение того, что странное лицо с неуловимыми, текучими, как полосы тумана, чертами, никуда не исчезло, а плавает всё так же рядом, словно раздувшийся труп утопленника, просто здесь, под фонарём, оно невидимо, заслоняемое светом, как бывают невидимы звёзды средь бела дня. - Ничего, Фарит, – таким же дрожащим голосом произнесла Лялька. – Похоже, она боится света… или просто заслоняется светом и не может действовать наиболее активно. Вот ты сколько раз её видел без меня? - Один раз, мельком, – не задумываясь, ответил Фарит. – Утром, перед выходом из дома. - Свет горел? - Да, – просветлевшим тоном ответил Фарит, сразу поняв, что она пытается ему втолковать. - На улице было ещё темно, но свет в квартире был включён повсюду. - Вот так, – подытожила Лялька. – Значит свет каким-то образом ей мешает, а значит, стараемся идти, держась освещённых мест, – и она с неожиданной яростной уверенностью двинулась в путь, даже на Фарита не оглядываясь. Фарит помешкал, но жуткая перспектива оказаться наедине с чьим-то неясным ускользающим образом, которое, возможно, в данный момент присутствовало рядом с ним, прячась за светом, как крысы прячутся за стеной, заставила его очень быстро догнать Ляльку, которая, как он внезапно и с удивлением понял, в этом походе почему-то оказалось главной. Они прошли всего несколько шагов, когда невидимый пристальный взгляд заставил его оглянуться. Теперь пустые прозрачные глаза, наполненные равнодушием и беспощадностью, казались настолько огромными, что перегородили собой всю улицу – вот они исчезли, вот двумя параллельными искрами мелькнули чуть в стороне, теперь уже в натуральную величину, и сразу же Фарит увидел в отдалении, возле тени, на самой границе света и тьмы ещё один неуловимый, но ощутимый каким-то шестым чувством призрачный силуэт, и оба призрака двинулись за ними, плавно летя над самой мостовой, и теперь Фарит более или менее отчётливо видел их, идя боком вперёд и всё время удерживая взгляд, обращённым в ту сторону, откуда они только что пришли. Оин проходили мимо какого-то проулка, где неясно и рыхло замаячила ещё какая-то тень, и тогда у Фарита не выдержали нервы. - МЛЛЛЛЯАААА!!! – в бешенстве заорал он и выстрелил в новую, только что появившуюся тень несколько раз – он стрелял, не целясь, и вспышки выстрелов на миг ослепили его, но даже сквозь секундную слепоту он увидел, что призрачный силуэт от ударов пуль весь всколыхнулся и заволновался, словно отражение в потревоженной ударом камня воде, он несколько мгновений покачался в воздухе, словно вновь обретая равновесие, и затем неспешно и медленно растворился в окружающем полумраке, и тут же в другом месте возник ещё один… или это был тот же самый. - Спокойно, Фарит, – мягко и напряжённо сказала Лялька. – Кажется, они только и ждут, когда ты выйдешь из себя и бросишься на них очертя голову, чтобы увлечь тебя за собой в темноту. Спокойно, Фарит, прорвёмся, это всего лишь тварь. – И она опять двинулась дальше, так спокойно и уверенно, словно всю жизнь бродила по безлюдному ночному городу под прицелом невыразительных и равнодушных призрачных глаз. Свет на дороге кончился внезапно, словно кто-то отчертил черту, отделяющую освещённую и живую часть города от глухих адских закоулков, где не было ничего, ни людей, ни света, где темнота тяжёлым толстым слоем непроницаемой битумной смолы лежала на крышах, просачиваясь в улицы и дворы, темнота сплошная и и ровная, как стоячая стена чёрной свинцовой воды, лишь слегка разбавленная редкими огнями окон и случайно уцелевших фонарей, и они оба, и Лялька, и Фарит, замерли в замешательстве у незримой грани, за которой открывался глухой провал в плотную чёрную мглу. - Обойти нельзя? – некоторое время помолчав, спросил Фарит. Лялька молча покачала головой и подтвердила отрицание голосом: - Нельзя. И дело даже не в географии города. Просто нам необходимо пройти через это. Как там у одного классика фантастической литературы, помнишь? – “Пробиваться к свету приходится сквозь тьму”. Мы должны пройти сквозь тьму, чтобы добраться до света. - Хмммдааа, – подытожил Фарит. – Твоего классика фантастической литературы я не знаю, а эпизодец у нас точно из Эдгара По – рукотворная грань, отделяющая живой веселящийся город от царства неминуемой смерти – смерти неважно от чего, от чумы или просто какой-либо дряни. Только в новелле у По, по-моему, была специально возведённая стена, а здесь, значит, вон, просто отключённые или разбитые фонари: не слабо – и стены нет, и пройти невозможно. Жуть, – Он вдруг дёрнулся и нервно посмотрел назад, и это лихорадочное движение не ускользнуло от внимательного лялькиного взгляда. - Опять? – спокойно поинтересовалась она. Фарит кивнул и сказал: - Надо двигать отсюда хоть куда-нибудь. Их всё больше и больше, они нас тут, как волки, возьмут измором. - Давай держаться поближе к окнам, где горит свет, – по-деловому сказала Лялька и лёгкой упругой походкой пошла вдоль стены, инстинктивно держась к ней спиной. Они не прошли вместе и шага, как слева от них в полуметре от земли поплыл приизрачный неуловимый силуэт с тонко намеченными чертами лица и глазами настолько невыразительными, что они больше напоминали провалы пустых глазниц у обглоданного человеческого черепа, вот он внезапно приблизился вплотную, и Фарит, размахнувшись, что есть силы с криком ударил его тяжёлой пистолетной рукояткой – ощущение было таким, что он ударил по воздуху, силуэт вновь слегка всколыхнулся, но, по крайней мере, отлетел чуть в сторону. И тут же Фарит каким-то шестым чувством ощутил присутствие ещё одного позади себя, и в следующий миг призрак коснулся сзади его шеи холодным, как у медузы, прикосновением, и всё тело Фарита конвульсивно сжалось от невыразимого отвращения, и горло судорожно сократилось от на миг парализовавшего его рвотного спазама. “Господи, - подумал он, шарахнувшись вперёд, - эта тварь меня потрогала. ОНА МЕНЯ ПОТРОГАЛА, О, БОЖЕ!!!”, и тут же к нему вплотную приблизилось что-то туманное с другого боку, словно выплыв их глухой чёрной стены, вдоль которой они шли, и тут они с Лялькой достигли небольшого прямоугольника света, падающего из окна, и призрачный силуэт вновь исчез, словно растворился в свете. - Нужно чуть быстрее! – задыхаясь словно после долгого продолжительного бега, сказала Лялька и первая стремительно рванулсь к следующему куску света сквозь темноту. Они неслись в плотном удушливом мраке, облепляющем их, как гнилая чёрная болотная вода, и с той же самой скоростью рядом с ними полетело сразу несколько силуэтов со всех сторон, медленно и планомерно беря их в кольцо, вот расплывчатый, неуловимый белёсый абрис возник перед лицом Фарита и заглянул пустыми изменчивыми глазами ему словно в самую душу, и на миг приблизался к его лицу вплотную, словно склоняясь для поцелуя, и тут же мимо лица Фарита с рёвом пролетела пуля, вспарывая воздух с глухим, жёстким шелестом, и на миг обдав его лицо теплом, и лишь потом Фарит услышал оглушающий грохот выстрела, близкий и оглушающий, от которого у него на миг помутилось в голове, силуэт чуть исказился от удара пролетевшей сквозь него, как сквозь туман, пули, и незаметно погас, открывая проход, и тут же сзади вновь легли на шею Фарита холодные и как будто мокрые, как у утопленника, пальцы и с лёгкостью обхватили всю шею, сомкнувшись чуть ниже кадыка длинными параллельными полосами, как сразу несколько удавок, одновременно накинутых одна над другой – Фарит и Лялька достигли очередного островка света именно в этот миг, и обжигающе ледяные пальцы вдруг словно истончились и растворились, исчезнув, прямо на его шее, как оказавшийся на горячей сковородке лёд, Фариту даже показалось, что он услышал шипение и почувствовал забивший из-под плотно лёгших на его шею пальцев горячий пар. - Хреново, – тяжело дыша и захлёбываясь вязким неподвижным ночным воздухом, пробормотала Лялька побелевшими губами, и тогда Фарит ощутил настоящий страх, безумный и душераздирающий, страх, от которого ему захотелось кричать и кричать, не останавливаясь, на одной ноте “ААААААААААААААААА!!!”, как он кричал прошлой ночью во сне. Уж если Лялька сказала “хреново”… Фарит стиснул зубы и усилием воли избавился от мгновенного паралича страха. - Ничего, - стараясь дышать как можно ровнее и говорить как можно спокойнее и увереннее, произнёс он. – Ты же сама только что говорила – это всего лишь тварь. И если она не подчиняется нашим, земным, материальным законам, то она подчиняется своим потусторонним мистическим законам – видишь, на свету действовать не может, ей нужна темнота – каким-то законам она подчиняется, и то, что для нас эти законы непривычны, ничего не меняет – всё естественно и нормально, это как геометрия Лобачевского или физика Эйнштейна – на первый взгляд, невероятно, противоестественно и жутко, а потом понимаешь, что всё взаимообусловлено и полностью научно, просто принципы у науки уже другие, отличные от тех принципов, по которым когда-то создавались геометрия Евклида и физика Ньютона. – Фарит уже полностью совладал со своим голосом и говорил приятным уверенным баритоном, словно лектор, читающий лекцию в безопасности и тепле аудитории,, и этот простейший приём на Ляльку, как ни странно, подействовал – она вздохнула глубоко и с невыразимым облегчением, и дальше начала дышать мягче и ритмичнее. - Ладно, – уже более спокойным тоном сказала она. – Ты меня убедил. Рванули? Правда, не совсем ясно, чем нам поможет то, что они живут по каким-то, пусть своим собственным, но законам, но всё равно – рванули. И они вновь с разбегу окунулись в глухую чёрную темноту, словно в тугую и вязкую битумную смолу, сразу облепившую их тягучей клейкой массой, плотно сдавив руки и ноги, как могильная земля, и налипнув на глаза непрницаемой чёрной пленкой, настолько непроницаемой, что они словно ослепли, и, тяжело и медленно продавливаясь сквозь чёрную полужидкую плоть ночи, бежали, как в плотных повязках, в условиях абсолютной невидимости, спотыкаясь на камнях и неловко проваливаясь в выбоины, тут вдруг лёгкое свечение возникло справа от них, и Фарит какой-то сумасшедшей, противоестественной радостью обрадовался его появлению – теперь, по крайней мере, он удостоверился, что не ослеп от всего этого ужаса, он крикнул: - Быстрее!!! – и, ухватив Ляльку за руку, что есть силы потащил её за собой, наваливаясь грудью и упрямо наклонённым вперёд лбом на бездонную черноту ночи перед ними, тут он всем телом почувствовал как тянет смертным ледяным холодом от приблизившегося к нему вплотную белого силуэта, и в следующий миг скользкие и влажные пальцы, словно отлитые из какого-то странного и жуткого, гибкого, как резина, льда, четырьмя стальными жгутами мгновенно обхватили его шею по всей окружности, как в прошлый раз, чуть ниже кадыка, и теперь уже без всяких проволочек, не церемонясь и не медля, тут же сдавили её с такой силой, что Фариту показалось, что у него треснули шейные позвонки, давление нижнего из пальцев пришлось в небольшую ямку под горлом спереди чуть выше и посредине ключиц, и от этого давления Фариту мучительно захотелось прокашляться, но он даже не смог выдавить из своего пережатого горла лёгкий сип, продолжая бежать с вывалившимся из открытого рта, как у повешенного, языком, стремительно синеющим лицом и выпученными глазами, всё так же таща за собой Ляльку сквозь словно ещё более загустевшую и уже начавшую стремительно заволакивать его мозг черноту и одновременно волоча за собой по воздуху легкий и неуловимо изменчивый призрачный силуэт – он вцепился свободной рукой в словно намертво прилипшие к его коже, как огромные длиннющие пиявки, пальцы и начал их разжимать, пытаясь ослабить их давление на горло и в отчаянии вглядываясь в страшно далёкий, словно посреди бесконечного космического пространства, совершенно недосягаемый конус света под следующим фонарём, но мёртвые пальцы даже не пошевелились в ответ на его усилия, продолжая всё так же равномерно беспощадно по всей окружности шеи сдавливать все кровеносные сосуды и дыхательные пути, и в ушах Фарита вначале словно где-то вдалеке возник тонкий тягучий звон, затем звон приблизился, усилился и огрубел, превратившись в оглушающий рёв словно в самой глубине его мозга, и вот уже первые холодные искорки запрыгали в его глазах, и уже через миг вся темнота перед ним запульсировала сверкающми огоньками, заслонив перед ним дорогу и далёкий освещенный кусочек пути впереди, и сквозь ужасающий рёв в голове он услышал, как словно где-то в страшном далеке отчаянно кричит что-то Лялька, и затем далёкие, еле слышные звуки выстрелов зазвучали где-то в недрах этой бездны, в которую он уплывал, и он необычайно отчётливо, даже более отчётливо, чем в обычных условиях, почувствовал свежий жаркий ветер он вновь пролетевших в микронах от него пуль, и он бросил отдирать от горла неподвижные пальцы и, собрав последние остатки сил, вытянул из-за пояса пистолет и, с трудом удержав в руке его неподъёмное свинцовое тело, кое-как поднял его вверх, одновременно поворачивая дулом назад над плечом за спину, чуть повернув выходное отверстие ствола вправо, чтобы не задеть Ляльку, которую всё так же упрямо и отчаянно продолжал тащить за собой левой рукой. Он выстрелил в смутно угадываемый им даже не боковым, а каким-то противоестественным задним зрением белёсый контур головы с неподвижными глазами, похожими на стеклянные неосвещённые окна, отражающие ночную луну, всего один раз, со страшным усилием сумев придавить спусковой крючок, и пистолет рявкнул возле его уха неожиданно громко и мощно, а не так заглушенно, как только что звучал лялькин пистолет на почти таком же расстоянии, и нечеловечески могучие пальцы на его горле вдруг обесплотились и как будто проскользнули прямо сквозь его шею и исчезли позади него в темноте. Фарит, не останавливаясь в беге, вытащил непрерывно что-то кричащуюся и трясущуюся Ляльку за собой в ровный и геометрически почти правильный световой круг под фонарём, и они оба повалились на холодный и пыльный ночной асфальт, словно на прибрежный песок – чудом выплывшие из океана и спасшиеся после кораблекрушения. Лялька была с головы до ног покрыта липким слоем пота одинаковой повсюду толщины и от этого казалась обмазанной гелем, как выступающий на подмостках сцены культурист, а также немного смахивала на дорогую куклу, покрытую сплошным глянцевым слоем лака. Она истерически и непрерывно плакала, и её била крупная дрожь. Фарит осторожно потянул её к себе за руку, всем телом ощущая, как жёлтый электрический свет словно обнимает его нежным, почти женским, теплом, и Лялька порывисто дёрнулась к нему всем своим существом и, с безумной силой обняв за шею, очерченную по кругу четырьмя алыми, уже начавшими набухать устрашающей синевой, на глазах превращающейся в черноту, параллельными поперечными полосами, разрыдалась в плечо уже в голос, громко и истерически, словно встречая возлюбленого, чудом вернувшегося с фронта, обильно смачивая слезами куртку на плече, куртка и рубашка под её лицом мгновенно промокли до самого тела, начав холодить Фариту мокрой тканью кожу, и звук её рыданий гулким эхом разносился над холодной, утопающей в бесконечной кромешной мгле мостовой, затворная рама пистолета в её правой руке больно упиралась ему под ухо, было больно шее в отчаянно напряжённом кольце её рук, и Фарит с горьким юмором подумал, что этой ночью, несомненно, если его не придушат те прозрачные ночные твари непонятно отчего и зачем, то придушит сама Лялька от оччччень большой и светлой любви для того, чтобы ни у кого никогда уже не возникло в размерах её любви никаких сомнений. - Ну-ну, - мягко сказал он и осторожно потянул её локти в разные стороны, разжимая тёплое плотное кольцо её рук. – Ну-ну, Лялька, ничего, прорвёмся, это всего лишь тварь. Лялька ещё раз всхлипнула и, отлипнув от его плеча, запрокинула голову и посмотрела на него снизу вверх огромными, переполненными влагой глазами с заплаканного лица – она смотрела на него, не отрывясь и не мигая, несколько бесконечно долгих мгновений и затем вдруг порывисто дёрнулась к нему и прижалась поцелуем к его губам с такой неожиданной энергией и силой, что её зубы в приоткрывшемся перед поцелуем рту клацнули о его зубы, вызвав у Фарита небольшой звон в голове, он перевернул её вниз спиной, бережно удерживая за талию и не прекращая долгого, глубокого, мучительного поцелуя, и сдёрнул вниз молнию на ширинке её плотно обтягивающих шелковистых брюк одним движением с характерным резким шершавым звуком расстёгиваемой молнии, тоже эхом отдавшемся в глухой, плотным кольцом, словно кольцом врагов, окружающей их темноте, и когда он начал стягивать с неё брюки, сдирая с выворачиванием наизнанку, как колготки, Лялька завозилась под ним, всё так же непрерывно и с лёгким, чуть слышным стоном продолжая целовать бесконечным жадным поцелуем в рот и ёрзая из стороны в сторону бёдрами, чтобы брюкам было легче соскользнуть вниз, и когда Фарит наконец-то сдёрнул с нее брюки окончательно, с трудом содрав их прямо поверх зашнурованных форсистых осенних ботиночек, она чуть поморщилась, ложась голой задницей опять на асфальт и раздвигая перед ним сразу полусогнувшиеся в коленях словно сами по себе, словно зажившие какой-то своей собственной, независимой от неё жизнью бледные в ночном призрачном свете, стройные и чуть худоватые ноги с аккуратным, изысканным переходом голеней в бёдра, и когда её ноги полусогнулись в коленях, задние части её бёдер слегка приподнялись, отлипнув отт асфальта, и стало видно, что на её нежные обнажённые ягодицы налипли с асфальта уличные грязь и пыль. Когда Фарит в неё вошёл, сразу целиком на всю длину члена, одним жёстким, глубоким движением, раздвинув головкой охотно и податливо раскрывшиеся лепестки половых губ и погрузившись в раскалённый, переполненный влагой возбуждения канал влагалища до самой мошонки, Лялька чуть слышно полузастонала, полувзвизгнула совершенно по-кошачьи и изогнулась в его руках всем телом вверх, изгибая позвоночник и запрокидывая голову, и тут же резко и сильно повела тазом полукругом сверху вперёд-вниз, при этом нажимая ощутимо твёрдым и напряжённым небольшим клитором на верхнюю часть его члена с такой силой, что Фарит поморщился от стальной упругой боли в согнувшимся вверх, к животу, почти ломаясь, стволе пениса, и её острые, тяжело набрякшие соски проступили от этого движения сквозь тонкую блузочную ткань, отбрасывая в неярком свете ночного фонаря на небольшие холмики молодых грудей короткие и скошенные чуть вбок, слегка вытянутые конусообразные тени, и Фарит мягко накрыл их руками, удерживая собственный корпус в приподнятом положении, чтобы проникновение внутрь было как можно более глубоким, и начал двигаться жёстко, ритмично и тяжело, он всаживал и всаживал глубоко в неё свой член с упрямым яростным напором, словно ощущая на себе взгляды всех тварей ада, собравшихся вокруг волчьим кольцом в скрывающей их мгле, и двигясь из-за этого всё злей и энергичней, и Лялька чуть постанывала при каждом его движении внутрь её, с жадностью и неожиданной силой отвечая на его движения своими, всё по той же полукруглой амплитуде растирая клитор о его член, и, не закрывая глаз, смотрела затуманенным взором снизу вверх ему в лицо, не отрываясь, с такой безумной нежностью, страстью и любовью, что Фарита на миг обуял отчаянный, рвущий сердце страх, что он не сможет довести её сегодня ночью до цели и она погибнет от ледяных скользких рук этих мерзких, собравшихся вокруг уродок в окружающим их вязком и словно урчащим, как чрево громадного злобного зверя, мраке, тут его чресла словно взорвались мощным и пенящимся, даже словно зашипевшим, извергаясь, потоком, и какие-то глубоко расположенные желёзы – настолько глубоко, что невозможно было определить их местонахождение, где-то под промежностью ближе к нижнему своду ягодиц – заныли сладко, тягуче и тяжело, заставив его тоже полувскрикнуть-полузастонать от боли и наслаждения, Фарит на миг замер, мелко сотрясаясь на Ляльке всем страшно напряжённым телом, изогнувшись назад и полузакрытыми глазами глядя в слепящий свет фонаря над самой головой, затем напряжение в теле усилилось ещё, и затем вдруг его тело словно рухнуло с огромной высоты в перехватывающую дыхание бездну сладкой слабости и облегчения, и от этого падения Фарит вновь коротко вскрикнул, и его тут же прошиб по всему телу мелкий, остужающий разгорячённое тело пот, и Фарит медленно опустился на Ляльку уже всей грудью, продолжая затухающе и конвульсивно дёргать бёдрами, входя и входя в неё всё таким же каменно твёрдым, всё почему-то не размягчающимся членом вновь и вновь. Наконец, он замер и устало лежал какое-то время на Ляльке, навалившись на неё мягкой и безвольной расслабленной грудой, и Лялька молчала под ним и не шевелилась, словно боясь его потревожить, как боятся потревожить спящих детей, и тихонько и безмолвно дышала ему тёплым воздухом в грудь, слегка приоткрыв нежные, почти детские, губки и иногда моргая веками и царапая при этом ресницами его обнажённую и доступную её ласке в проёмах распахнутых куртки и рубашки грудь, и лишь слегка поглаживала его бёдра, аккуратно и осторожно снимая с них всей длиной прижимаемых к коже боком указательных пальчиков мелкий, снова и снова выступающий, хотя всё меньше и меньше, пот и тут же вытирая эти пальчики о свисающие с её тела в пыль полы собственной блузки, которая слегка холодила Фариту грудь и живот. Фарит с трудом и тяжело пошевелился и приподнял верхню часть своего тела, отлипнув от неё, и Лялька тут же вытянула губки трубочкой и начала осторожно и нежно дуть ему на рагорячённую грудь, и Фарит едва вновь не застонал от того удовольствия, которое доставляло ему прикосновение к потной коже её шелковистого дуновения, и теперь они некоторое время сохраняли неподвижность в такой позе. Наконец, Фарит вздохнул и снова склонился вниз, прижавшись губами к её уху. - Нам пора, – мягко сказал он и чуть потеребил мочку уха кончиком языка. От этого прикосновения Лялька вновь глубоко, со всхлипом, вздохнула и чуть коснулась летучим поцелуем его щеки, и Фарит подивился шершавой сухости её губ, сухости, какая бывает лишь после минут настоящей, обессиливающей страсти. - Может, здесь переждём? – устало спросила она. – Дождёмся утра, и они сами уберутся… куда-нибудь. Фарит с грустью покачал головой. - Тогда они назавтра придут к нам снова, и нам снова придётся пробиваться к свету сквозь тьму, вновь начав с нулевой точки, не говоря уж о том, что ангел нас предупредил о чём-то надвигающемся, так что назавтра эти медузы могут стать сильней, или их может стать больше, или они смогут действовать уже и на свету. Нет, Лялька, мы, по всем признакам, должны сегодня решить проблему в полном объёме, целиком, раз и навсегда, так, чтобы они больше никогда не появились – ни у нас, ни где-либо еще. Кстати, что это за подруга, к которой мы так яростно и упорно бежим сломя голову и рискуя жизнью? - Это Рая, – объяснила Лялька и мягко упёрлась руками ему в грудь, вынуждая начать вставать. – Она ведунья. Она тоже предупреждала, что что-то назревает, и просила, чтобы я обо всех странностях сразу информировала её. Мне кажется, сейчас самое время выполнить её просьбу, если мы, конечно, до неё дойдём. “Дойдём”, – хотел заверить её Фарит, но почему-то промолчал, вдруг почувствовав, что после того, что между ними произошло, он уже не имеет морального права говорить ей ложь, пусть даже это ложь во спасение, прощаемая даже Богом, или, вообще, любую вещь, в которой он не уверен. А в том, что они пройдут сквозь мглу и доберутся до Раи у него уверенности не было… не было, и всё. И вот они вновь встали, держась за руки, перед чёрной полукруглой стеной темноты, плотно нависающей над столбом света, отбрасываемого на асфальт ночным фонарём, и Фарит, заглянув в эту чёрную бездну, содрогнулся от ужаса, вдруг впервые осознав, что их ожидает наиболее длинный и страшный за всю ночь рывок сквозь густую тяжёлую мглу, за бесконечной чернотой которой, в непостижимом далеке, словно на дне жуткого, глубокого, засасывющего, как болотная трясина, колодца, еле-еле мерцала искорка следующего фонаря, то проявляясь в глухом мраке, то на несколько мгновений исчезая, словно заслонённая подвижными клубящимися сгустками тьмы, как огромными, могучими и при этом совершенно беззвучными извивами чёрного ночного урагана. Они несколько мгновений молчали и смотрели сквозь эту подвижную, шевелящуюся, словно дышащую, похоже на громадного зверя, тьму, напрягая глаза и щуря веки, стараясь отчётливей разглядеть каплю света, к которой им сейчас любой ценой нужно было пройти через мрак. - Боже!!! - севшим шёпотом произнесла Лялька, и её узкая ладонь затрепетала и вспотела у Фарита в руке. - Не оглядывайся назад, – негромко посоветовал ей Фарит. – Не надо оглядываться назад, как не надо, когда находишься в горах на отвесной стене, смотреть вниз. Смотри на цель и при беге делай вдох на каждых трёх шагах и выдох на четвёртом шаге, и не вздумай от страха или напряжения останавливать дыхание – это самообман, он не придаст тебе силы, как тебе будет казаться. И береги патроны. Ты перезарядила? - Да, – уже более спокойно ответила Лялька, и Фарит обрадовался, что её голос утратил свою испуганную осиплость и зазвучал молодо и объёмно, как всегда. - Отлично, – одобрил он. - Я тоже перезарядил. Это наше единственное средство относительно эффективного сопротивления – кажется, удар пули с близкого расстояния каким-то образом на некоторое время дестабилизирует эти… хммм… скажем, субстанции. Драться с ними другими средствами у нас пока не получается, так что делаем ставку на стволы и стараемся распределять между собой выстрелы таким образом, чтобы, когда кто-то из нас перезаряжает, другой имел полную, или почти полную, обойму и мог прикрыть огнём процесс перезарядки. Ну, вперёд, Лялька, я тебя люблю. - Я знаю, – теперь уже совершенно спокойно ответила Лялька и покрепче сжала его ладонь. Они сорвались с места одновременным синхронным движением, словно атакующие лайки, и кинулись во мглу, как будто прыгнули в чёрную стоячую зимнюю воду с высоты, воду, которая мгновенно обняла их тугим смертоносным объятьем и проникла ледяным парализующим холодом до самых их сердец, и с этим страшным холодом в каждой клеточке их тел они окунувшись в этот проклятый бесконечный мрак и побежали что было сил сквозь его непроницаемость и удушливую плотность, вразнобой стуча подошвами по асфальту, совершенно невидимому у них в ногах, со всё тем же, что и в прошлый раз, немедленно возникшим ощущением, что темнота уплотнилась и загустела на их пути, словно месиво гниющей колдовской похлёбки, и они бежали, страшно медленно, как в жутком кошмарном сне, когда отчаянно стараешься бежать и при этом не можешь продавиться телом сквозь облепляющий тебя воздух, как сквозь вот это тягучее смолистое месиво, в котором они бежали и бежали теперь уже не во сне, а наяву, наклоняясь телами вперёд и продавливая её черную, как у битума, плоть со страшным напряжением в сухожилиях и мышцах, с отчаянным упорством и решимостью глядя только вперёд, и с усилием, вызывающим резь в глазах, ловя в бездонном мраке крохотную, ускользающую, то тонущую во мгле, то снова проступающую искру света впереди. То, что им не добежать, они оба поняли одновременно, когда блудливые изгибистые силуэты возникли вокруг них разом со всех сторон, едва только они преодолели десяток метров тьмы, оставив позади, в безнадёжном далеке, покинутый ими и освещённый грустным и тёплым одиноким лучом света островок их первой любви, призраки возникли именно так – сразу и везде, окружив их плотным непреодолимым кольцом вольчьей стаи, и они некоторое время плыли рядом с ними над самой землёй, слегка колышась и покачиваясь в темноте, словно в невидимых чёрных волнах, и потом они сразу и отовсюду бросились на Фарита с Лялькой, перед броском с резкой и жёсткой стремительностью внезапно рванувшихся сквозь плоть воды акул извивающе взмахнув телами от конусообразно сходящихся нижних конечностей до круглых, как теперь было отчётливо видно, прозрачных голов со словно пустыми впадинами глаз, и Фарит яростно закричал: - К стене!!! |
|
|
|
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
