|
|
|
|
|
|
Литературный Башкортостан |
|
|
|
|
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
|
Мистика. Расуль Ягудин. Подкидыш с молнией в руке (продолжение романа «Полная луна»). Во имя Бога и Пророка. Иван Бунин. Пролог. Абзый просыпался медленно и нехотя, с мучительным усилием выплывая из чёрной бездонной глубины. Он уже очнулся и сознавал, что лежит на диване в собственной комнате на потных влажных простынях, но чёрная бездна сна всё так же облепляла его тело, сковывая движения и сжимая грудь, отчего сердце тяжело ныло, с трудом проталкивая кровь сквозь стиснутые сосуды, и мучительно хотелось вдохнуть поглубже – глубоко-глубоко, расширив грудную клетку и насытив нежным светом прохладного кислорода каждую молекулу крови и мышц, и он всё никак не мог сделать этот глубокий стонущий вдох, который освободил бы грудь и мозг от мучительной тяжести – не настолько большой, чтобы избавить его от жизни, и достаточно серьёзной, чтобы мучить и мучить бесконечной, рвущей сознание невозможностью сделать, наконец, тот сладкий, облегчающий глубокий вдох. Абзый напрягся, стараясь окончательно вырваться из чёрного пространства удушающего сна, всё ещё лежащего на нём мягкой и непроницаемой бесформенной грудой, и начал разлеплять веки, с трудом открывая глаза, и когда он сумел сделать это, на какой-то кошмарный миг ему почудилось, что сон переместился в явь, что липкая тяжёлая бездна, словно битумная смола, уже затопила и поглотила все привычные предметы и весь привычный окружающий мир, все зелёные деревья и всю сверкающую утреннюю росу, и ночные искорки звёзд, ласкающие взор при полёте в просветах среди нежных и тёплых мягких летних облаков – ему почудилось, что всё исчезло в сплошной бесконечной массе, и что даже сам солнечный свет навеки сгинул, погрузившись в облепляющую бесконечную пустоту – пустоту, похожую на трясину – затягивающую и не дающую опоры для крыльев или рук … …Абзый хрипло выдохнул с брызгами застоявшейся ночной слюны и раздражённо сел на постели. На хрен, привидится же такое! Комната как комната, никаких непроницаемых бездн. Просто веки слиплись от ночных слёз и заслоняли обзор – отсюда и ощущение бесконечной мглы и липкой субстанции, из которой невозможно выплыть. Ерунда всё это. Выплыть можно откуда угодно, если… если есть ради чего. Он сунул ноги в шлёпанцы и тяжело зашаркал на кухню. Голова болела с правой стороны в районе виска, и тошнота накатывалась волнами при каждом шаге – на хрен, опять приступ гипертонии, мерзость – полнейшее ощущение тяжёлого похмелья и обиды из-за его незаслуженности – одно дело, когда мучаешься с похмелья после серьёзной пьянки, тут уж приходится терпеть и смиренно принимать кару Божью, и совсем другое, если и не пил, и похмелье нате вам пожалуйста со всеми его удовольствиями… Абзый выругался вслух и на мгновение испытал от этого чувство глубокого злобного удовлетворения, впрочем, удовольствие было крохотным и скоротечным, поскольку головная боль и тошнота от его ругательства лишь усилились. Тем не менее, Абзый назло всему миру выругался ещё раз. Теперь надо было собраться с силами, чтобы состряпать утреннюю чашку чаю. Первый глоток тёрпкого красного чая был изумителен, как всегда, и Абзый с лёгким стоном наслаждения откинулся на спинку стула, когда тииновый огонь прошёлся первой волной по его жилам. Уф, Аллам, наконец-то он мог немного очухаться после ночного кошмара. Абзый вновь вспомнил тяжёлую вязкую пустоту вокруг себя и непроизвольно передёрнулся всем телом. - Приснится же такое. – громко сообщил он молчаливой пустой квартире и неожиданно ощутил неприятное чувство… как будто эти громко прoизнесённые слова даже не всколыхнули липкую битумную массу, действительно притаившуюся где-то неподалёку, массу, в которой он действительно побывал наяву, а не во сне. Неприятная игла боли и сомнения поселилась и теперь жила в его груди, легонько покачиваясь и пробуравливая стенку сердечной мышцы. “Приснится же такое!” – хотел повторить Абзый ещё громче, но на этот раз промолчал и отхлебнул ещё глоток чаю, напряжённо морща лоб. Разум его уже проснулся, и этот разум успел подсказать ему, что сотрясанием воздуха реальный мир вокруг всё равно не изменишь. Сон был неприятен, но это был не повод для того, чтобы от него просто отмахнуться, тем более, что острое игольчатое сомнение продолжало жить и подвижничать где-то в глубине груди. Абзый отхлебнул чаю ещё раз и невольно сморщился и посмотрел стакан на свет – чай почему-то показался ему невкусным. И это был самый плохой признак. Он означал, что Абзый начал утрачивать человеческие ощущения, и это был самый херовый признак из всего. Значит, вскорости он начнёт терять чувствительность к боли и потребность в еде, Господи, подумал Абзый, неужели опять началось, и как долго продлится трансформация?, и насколько это будет на сей раз тяжело?, и сможет ли он теперь, когда ему под семьдесят по меркам земных лет?, и, ГОСПОДИ, НЕУЖЕЛИ ЭТО ОПЯТЬ НАЧАЛОСЬ? Он вновь вспомнил сон и тяжёлую чёрную пустоту, на которую невозможно было опереться крылом, и вновь невольно содрогнулся. Он так и сидел с остывшей чашкой в руке и бездумно глядя прямо перед собой, когда ему постучали в дверь, и это был знакомый, нормальный стук – стучали небольшим железным предметом по железной ручке замка, и от этого звук был звонким и мелодичным и в точности выводил условный узор – стучал кто-то свой… кто-то, кому не следовало приходить без дела. Абзый открыл дверь резким движением, словно бросившись в прорубь в тридцатиградусный мороз, и уже в следующий миг понял, что лучше бы он бросился в прорубь в тридцатиградусный мороз, это было бы чревато гораздо, несоизмеримо меньшими неприятностями. Потому что, на хрен, за дверью обнаружился Ральф. Человек, визит которого – предвестие настоящей беды. Чё, началось? – нервно спросил Абзый Где “здрасте”? – мрачно и со стариковской раздражительностью обрезал его Ральф, в очередной раз демонстрируя понты на тему приличий, которых лет сорок назад нахватался от Риты, на приличиях полностью помешанной, впрочем, сам Ральф явно полагал, что приличия писаны не для него, поскольку он тут же простенько и без затей ломанулся в дом, не дожидаясь приглашения, и… вслед за ним легко пролезла не блистающая ни чистотой, ни зрелостью незнакомая тёлка. Ты, кажется, на старости лет заделался педофилом. – кисло прокомментировал сей факт Абзый и с грохотом захлопнул сейфную дверь в квартиру. – Ей хоть четырнадцать-то есть? Есть. – холодно огрызнулась соплюшка и несколько замешкалась. – Будет скоро. Вот то-то и оно, что будет, хотя и не известно, скоро или нет, а также в этом ли году, или в следующем или вообще чёрт знает когда. Не чертыхайся. – недовольно остановил его Ральф. – Святой боец не должен сквернословить, ибо брань отдаёт его во власть дьявола, это первое, чему я научился от Риты. – при упоминании имени Риты голос Ральфа слегка задрожал. - А насчёт девочки – это вообще не то, что ты подумал. Ну-у-у-у? – восхитился Абзый. – И чё же я, интересно, подумал?, кто бы просветил меня на сей счёт. Ты можешь унять своё возбуждение хоть на миг? – внезапно и со злостью крикнул Ральф. Абзый наконец-то выдохся и тяжело привалился к стене, хватая воздух ртом. - Нам давно пора было начать подготовку смены. – тоже тяжело дыша, продолжил Ральф. – Нам, старшим, уже по семьдесят, скоро мы начнём умирать, как мухи, а весь этот тупорылый плебс в лучшем случае закинет темницу с аждахой на помойку, где её вскроет случайный бомж, а в худшем – выпустит аждаху на волю ради идейки повластвовать над миром. Абзый, всё ещё не справившийся с дыханием, устало сделал вялый жест рукой, отметая его аргументы, и именно в этот миг послышался новый голос. - Угомонились? – недружелюбно спросила девочка. – Вам, старым козлам, только доверять такое дело. И как вы удерживали аждаху столько лет?, да таких придурков любой пацан катанёт за лохов – это вам не чаи по утрам трескать. Так что орите-не-орите, а аждаху я вам не отдам, это ж ё…ся можно – судьба всего человечества в руках горстки свихнувшегося старичья со ржавыми мечами в кладовках. - говоря всё это, она сидела в кресле, небрежно закинув ногу на ногу так, что, при желании, не очень сильно наклонившись и заглянув под мини, можно было вполне подробно изучить анатомическое строение её гениталий. Абзый в полнейшем обалдении взирал на неё. - Ка-а-а-ка-а-ая речь!!! – начал он, поворачиваясь в Ральфу, и лишь сейчас заметил, что тот еле сдерживается от смеха, Абзый с возмущением попытался убить его взглядом, и от этого взгляда Ральфа прорвало, он не выдержал и расхохотался. - Ну, как тебе “соплячка”? – с неподдельным интересом спросил он, вытирая слёзы, когда первый приступ смеха прошёл. - Ты где эту хренову лолитку надыбал? – расстроенно поинтересовался Абзый, уже поняв, что нарвался и его многолетней репутации записного остряка пришёл конец. Но ответила ему сама девочка. Во-первых, сейчас говорят не “надыбал”, а “нарыл” или “наковырял”. А во-вторых, меня Рая зовут, а не Лолита. “Рая, Рая, а я мудак из сарая, вам посылка из Китая, ай-ай-ай, а в посылке три китайца, ой-ой-ой, три китайца красят яйца, ай-ай-ай-ай…” – в расстройстве чувств пробормотал Абзый. Рая вскочила на ноги одним прыжком. - К следующему разу, - злобно сказала она, - не сочтите за труд побывать у Расуля Ягудина и ознакомиться с этикетом шизофреников и правилами речевого и моторного возбуждения в присутствии дамы. – И Рая направилась к двери, считая, по видимому, разговор оконченным. - Ну и молодёжь пошла. – недовольно высказался Абзый в её тонкую спину. – Мы в их возрасте не были такими умными и образованными. – И он мрачно взглянул в сторону Ральфа, который при этих словах буквально присел от хохота. - Что… съел…? – удерживаясь за стену, чтобы не упасть, хохотал он. – Съел… старый пердун… нарвался…? – он в конце концов перестал цепляться за стену, сполз на пол и продолжил хохотать уже сидя… Дверь в квартиру взорвалась с коротким хлопком, когда Рая уже выходила в прихожую, и с визгом чиркнула, пролетая, уголком по стенке прямо рядом с её головой, и Рая запоздало дёрнулась в сторону и неловко упала на пол за миг до того, как Ральф, не успев изменить смеющегося выражения лица, стремительно развернулся на полу, одновременно выдёргивая откуда-то из-за спины два не очень больших чёрных пистолета, он выбросил тело из сидячьего положения в стойку на коленях, вытягивая руки с пистолетами вперёд параллельно друг другу со всё так же хохочущим лицом, похожий от этого на какого-то жуткого гротескного клоуна, и зрачки пистолетов одновременно и с огромной скоростью замерцали неяркими красными вспышками, когда толпа народу уже ворвалась было в квартиру, и затылок первого из них расцвел цветком, открывая путь вылетевшей красно-серой полосе головного мозга, и тот, что бежал следом с автоматом наперевес, успел за мгновение до того, как пуля расколола и его череп, удивиться тому, что уже мёртвое тело напарника продолжает сохранять движение, и тут же он тоже умер и тоже некоторое время продолжал бежать среди таких же стремительно превращающихся в мертвецов и так же продолжающих бежать подельников, тут Ральф вдруг прекратил огонь и слегка шевельнул большими пальцами рук, освобождая пустые обоймы, короткая злая очередь ударила из подъезда, но он увидел ее раньше, чем она успела возникнуть, и откатился в сторону, на ходу загоняя в рукоятки новые обоймы, и ещё одна толпа баранов с автоматами ломанулась внутрь, но Абзый уже стремительно бежал от чуланчика с пыльным длинным мечом в руках, и свисающие с гарды клочья паутины развевались от встречного движения воздуха, он выверенным пластичным движением метнулся головой вперёд и вниз, уходя от новой очереди, и двумя взмахами подрубил двух нападающих, и тут же отскочил, выпрямляясь спиной к стене и коротким рывком снёс чью-то выставленную вперёд руку с курносым автоматом, тут же дёрнул клинком вбок, попав кому-то лезвием прямо под кадык, и вновь упал на пол в потоке чужой отворённой крови, уходя от нового веера пуль, и тут вновь коротко и злобно захлопали пистолеты Ральфа, и чужие тела над Абзыем поотлетали в стороны, разбрасываемые ударами пуль… - Уходим!!! – заорал Ральф, вновь перезаряжая пистолеты. – Их наверняка целый клоповник!!! Через балкон – Абзый, хватай Раю!!! Он дважды выстрелил во временно опустевший дверной проём, когда Абзый с Раей рванулись через квартиру к балкону, и тоже легко перескочил через комнату и залёг за тумбочкой возле самого окна. В этот момент с будничным деревянным стуком по полу в комнату вкатилась граната, и Ральф замер и затаил дыхание, аккуратно беря её на прицел, он выстрелил в тот же миг, когда граната остановилась на мягком ворсе паласа, и удар пули с визгом вышвырнул гранату обратно в подьёзд, там гулко рвануло, кто-то медленно и угасающе закричал, и клубы белого дыма вплыли в прихожую, потихоньку раcсеиваясь на ходу. - Ну вот. – сказал Ральф. – Есть пара секунд передышки, так что уходим спокойно и без суеты. Ты, Абзый, возьмёшь Раю. Я вас пока тут прикрою, а потом уйду вслед за вами. – При этих словах Ральф на миг отвёл взгляд и тут же снова взглянул на Абзыя, гордо и прямо. Абзые молчал и несколько мгновений смотрел Ральфу в глаза. - Где твой меч-то? – наконец спросил он. – Ты же всегда говорил, что против нечистой силы холодное железо лучше, чем пистолетная пуля. - Старость. – коротко объяснил Ральф. – Меч стал слишком тяжёл для меня. К тому же это не демоны, а обычные братки, они меня давно доставали, всё требовали отдать им аждаху, и откуда, на хрен, узнали?, потому-то я и отдал аждаху Рае, она тебе расскажет остальное, а теперь бери её и сваливай, и… Абзый, девочка подготовлена, хоть и не до конца, я с ней занимался… Массивная тень мелькнула в прихожей, и Ральф выстрелил, и голова тени раскололась на бегу, и Ральф тут же выстрелил куда-то за неё, и в дыму на миг стало видно, как пуля отшвырнула назад ещё одного, потом в проём бросились сразу несколько человек один за другим, и Ральф вскинул вторую руку, вновь начиная беглый парный огонь. - Всё! Время вышло. – коротко крикнул он, вновь перезаряжая пистолеты. – Уходите. Абзый, пригибаясь, и удерживая в обратном хвате меч, проскользнул через балконную дверь, увлекая за собой Раю, и уже на балконе он вновь услышал грохочущие автоматные очереди и уже знакомые отрывистые хлопки ральфовых пистолетов, и это означало, что у него ещё есть время сосредоточиться – Ральф его прикроет, пока хватит пуль и сил, и Абзый начал взбираться на балконное ограждение. Он выпрямился в полный рост, уже когда стоял на узком ребре решётки, вкруговую – по-птичьи – обхватив его когтями, успевшими появиться на ногах, и медленно перевёл взгляд вниз – под ним расстилалась полупрозрачная белёсая дымка, слегка скрывающая Уфу, и люди в этой дымке с такой высоты казались далёкими и недоступными, как крохотные изгибы каналов на Марсе, которые Абзый видел почему-то только в телескоп – всё было как-то недосуг там побывать, всегда здесь, в Уфе, находились дела поважнее… как сейчас. Абзый перевёл взгляд в небо и начал напрягать мыщцы спины. Интересно, завершилась ли трансформация?, он в горячке спора с этим старым пердуном и его слюнявой малолеткой совсем забыл это проверить, если не завершилась – будет тяжело. Он сутулился плечами и отставил острые углы лопаток на спине так, что они отчётливо проступили сквозь кожу, и начал напрягать спину всё сильней и сильней… и его спина заныла знакомой тягучей болью, когда крылья стали раскрываться, растягивая и деформируя плоть, и затем заныли уже грудные мышцы от усилия, с которым Абзый полностью распахнул крылья и мягким нежным движением прикоснулся стальными перьями к упругому телу воздуха, и он в очередной, мирриадный, наверное, раз, подивился тому, насколько крылья ангела огромны – они превышали размеры его тела раза в два, если не больше, и он в очередной раз подумал, что в этом нет ничего удивительного – чтобы удерживать в воздухе человеческое тело необходима очень большая рабочая плоскость. Он ещё раз слегка повёл крыльями в воздухе, с наслаждением ощущая знакомое тепло воздушного океана, и взглянул в огромные глаза Раи. - Я не буду, я… нет…нет…нет! – торопливо и сбивчиво, предвосхищая его слова, заговорила она, и Абзый холодно поднял руку, останавливая её речь. - Во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного. – жёстко сказал он. – Где аждаха? Рая дёрнулась и торопливо вытащила из сумочки древний, как сам мир, фотоаппарат “Зенит”. Абзый кивнул. - Бисмилла-хи-рахман-и-рахим. – вновь начал он. – Давай, девочка, если эти козлы захватят аждаху, человечеству конец. Во имя Аллаха, давай, Рая, ты теперь ведунья, твоё детство кончилось пять секунд назад, ты теперь на настоящей, взрослой войне с сатаной, давай, девочка, ВРЕМЯ ПРИШЛО. – И он протянул к ней руку с балконного ограждения вниз. Рая с белым заострившимся лицом начала взбираться на решётку, осторожно цепляясь за его руку, она оказалась неожиданно тяжёленькой, несмотря на худобу и детскую угловатость, и, втаскивая её к себе, Абзый пару раз взмахнул крыльями, удерживая равновесие. - Вот так. - спокойно сказал он. Теперь они стояли на узком ребре ограждения вплотную лицом к лицу, и голубовато-желтая бездна, отделяющая их от города, лежала внизу прозрачной вуалью. – Не смотри вниз, сумочку перекинь через шею, чтобы она не могла соскользнуть… так… теперь следует обхватить меня руками за шею и ногами за талию, ноги у меня за спиной следует сцепить замком… не бойся, девочка, я выдержу. – Он постарался придать голосу уверенность, которой не испытывал, слишком давно он не летал, и ещё дольше не носил на себе людей, и стар он стал, чёрт возьми, ладно хоть трансформация уже полностью завершилась, он это почувствовал, когда раскрывал крылья за спиной, так что теперь ему не нужно ни еды, ни питья… В квартире вновь загрохотали выстрелы, и Абзый понял, что им пора. - А как же Ральф? – растерянно спросила Рая, когда Абзый уже начал наклоняться вперёд, максимально растягивая плоскость крыльев, и от этого вопроса тонкая злая боль в левой стороне его груди усилилась. - Ральфа больше нет. – негромко ответил он. – Он сам нам это только что сказал. Жаль, что толком не смогли попрощаться. – И она тихонько заплакала, прижимаясь лицом к его груди, когда он мягко лёг на крыло, “замком” удерживая её под собой руками, и его грудные и спинные мышцы затрещали от огромного усилия, пытаясь удержать в воздухе сразу двоих, и огромный серый город в бездне под ними качнулся и потом слегка наклонился, когда левое крыло, не выдерживая страшной нагрузки, на миг сократилось, уменьшив плоскость, и Абзый напряг все силы, возвращая его в полный размах, и снова выправил полёт, и по этому эпизоду он понял, что не сможет полететь с таким грузом на себе, слишком уж он дряхл и слабосилен, и поэтому он, даже не пытаясь взмахнуть крыльями, начал осторожно планировать по очень длинной пологой прямой, упрямо удерживая их сдвоенный вес на тугом и гладком полотне воздуха, и Рая всё так же тихонько и неостановимо плакала, не глядя вниз, и от её слёз рубашка намокла у Абзыя на груди, теперь в этом месте стало прохладно, и от этого боль, заливающая его сердце, отступила на один миг, и дала ему передышку, позволившую успеть повернуть плоскости крыльев навстречу воздушному потоку и перемахнуть через острый шпиль на Советской площади, и когда они вновь начали приближаться к земле, перед внутренним взором Абзыя возник Ральф, каким он его узнал сорок лет назад, ещё не старый и всегда с мечом за спиной, и Абзый вспомнил одновременно каждый миг их сорокалетней дружбы и их короткие драки с нечистью, постоянно пытающейся вырваться из нор, и ему захотелось встать где-нибудь в безлюдном месте лицом к равнодушной замшелой стене и тоже тихонько и долго плакать, по-стариковски вытирая кончиками пальцев слезы с дряблых морщинистых щёк… …Ральф уже вставил в рукоятки пистолетов последние обоймы, когда они снова рванулись внутрь, и он слегка встряхнул плечами, вновь вытягивая руки вперёд и вновь начиная поочерёдно нажимать на спусковые крючки. Страшная сила, летящая из его стволов, отбрасывала нападающих назад и в стороны и оставляла за каждым отлетающим телом кровавый капельный след, и Ральф всё давил и давил на спусковые крючки, привычно удерживая пистолеты, дергающиеся отдачами назад, и новые и новые безмозглые хари снова и снова раскалывались перед ним, словно дерьмовые дешёвые сатанинские вазы, разбрасывая свои гнилые мозги и кусочки коротко подстриженных черепов по стенам и потолку, но они всё лезли и лезли из подъездной мглы, словно из ада, похожие на обезумевших крыс, гасящих собственными телами легкий степной пожар, и когда оба затвора щёлкнули одновременно, и затворные рамы вылетели назад, обнажив тонкие и жалкие онемевшие стальные стволы, Ральф понял, что теперь всё кончилось лично для него, а это означало, что ему теперь нечего бояться и нечего терять, а это в свою очередь значило, что пришло время показать этим выродкам, что есть они и кто есть он, и он сунул правую руку в карман и мягко и аккуратно потянул большим пальцем за кольцо, с интересом изучая на самом себе основополагающие постулаты экзистенциализма – и он даже процитировал вслух довольно громко, с пристальным вниманием глядя в опустевший на мгновение дверной проём: “Я был наедине с собой. Сам всё сделал. Сам себя осудил. И сам могу дать себе отпущение грехов. Я – человек”. - Это Сартр, уроды, учитесь, Жан-Поль Сартр, основоположник экзистенциализма двадцатого века. – успел он с приятной светской улыбкой объяснить вновь рванувшимся в квартиру очередным оболдуям за мгновение до того, как что-то словно ломом ударило его в грудь, и он почувствовал, как это что-то вылетело из его спины, вырвав оттуда кусок костей и мяса вместе с кожей почти одновременно с тем, как он ударился словно ставшей полой – и от этого жутко прохладной – спиной в стену и начал по ней сползать, оставляя на обоях густой кровавый след. Они с безумной торопливостью проскочили мимо него на балкон, стуча по полу дурацкими огромными моднейшими башмаками, и Ральф подумал, вынимая из кармана руку в зажатой в ней гранатой, в которой уже не было кольца, что он никогда не понимал эту топорную современную моду, он раскрыл руку, отпуская рычаг, и некоторое время держал гранату у уха, с интересом слушая какое-то потрескивание и пощёлкивание в её заживших своей собственной жизнью холодных металлических недрах, и третья секунда как раз истекала, когда с балкона многоголосо заорали: “На хрен!!! Ушли!!! вон они!!! Вован, мочи!!! Попадёшь!!! Давай!!!”, и в этот момент Ральф просунул руку в балконную дверь и осторожно, чтобы она не упала с балкона, положил гранату в самое средоточие чужих грязных ног, и медленно уходила и уплывала ещё одна огромная, бесконечная и бездонная секунда, и он даже успел подумать, что граната не фурычит, прежде чем теплый и нежный свет обнял его целиком, поднимая к небу сквозь голубую прохладу летнего дня… |
