Литературный Башкортостан

Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным.

В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» .

Редакция.

Авангардная лирика.

Расуль Ягудин. Стихи.

Аллах акбар.

Это было не слышно, когда было рано.

Тонко-тонко кричали валы.

Мы ссыпали с челов пыль на ветер Корана,

напрягаясь глазами из мглы.

Чёрный ржав суховей.

Пыль нам дёрнулась в лица.

Ночь так душна, когда так темно.

Мы коленями в мглу становились молиться,

словно в ветер склоняясь в окно.

Под коленями ткань задыхалась от плача.

Падал косо из неба закат.

Это было темно, когда реки,

незряче,

через скалы вздымались назад.

Это было.

Молчали прибрежные камни.

Кровь стекала с ущербной луны.

Было холодно к утру.

И хлопали ставни

в брызгах ветра из той стороны.

***

Была прохлада и пели птицы.

Молчали лампы у входа в ночь.

Мы испражнялись слезами в лица,

к нам повернувшиеся прочь.

Над мартом пеги в дыму закаты.

Взлетает пепел из чёрных рук.

Мы согреваем в объятьях латы,

вдыхая в тело их тонкий звук.

Земля качнулась при повороте.

Сквозь космос прянул метеорит.

Эй-эй, гривастый в пехотной роте,

не сыпься кровью в провалы плит.

Черны закаты.

Ударил ветер.

Пошла зигзагом из ветра пыль.

Нам всё смотрели в затылок дети,

крича глазами чужую быль.

А птицы пуржились всё тревожней.

А стены плакали кровью в мглу.

А ножны пахли всё непреложней,

непритороченные к седлу.

***

Мне так темно от опьяненья,

когда съезжают стены вбок.

Я задыхаюсь от паденья

вперёд и вверх через порог.

Огни сгущаются изломом

почти расплавленного дня.

Тот день угас протяжным стоном,

едва услышанным с огня.

Продольна улицам зарница.

Кричат нам голуби вослед.

За нами в тень уходят лица,

как в пустоту, за мрак и свет.

А воздух душен возле горла.

А воздух тяжек, где кадык.

И бесконечны окон жёрла,

рыдая, целящихся в лик.

***

Здесь никого под ветром туго-тёплым.

Здесь тишина.

Здесь нет у стенок нас.

Мы так давно не поклонялись стёклам,

всё так и ждущим отраженья глаз.

Взлетает пыль от кладбища позёмкой,

где тих автобус, мёртвый и пустой.

Мы за закатом,

как за чёрной плёнкой,

всё так глядим на Север за чертой.

Здесь так объятья холодны и жгучи.

Туманец вдоха выдохнулся вниз.

Здесь никого.

И неподвижны тучи

здесь,

за закатом,

плачущим из риз.

Прохладно.

Ветер.

Еле слышны ели.

Провал у солнца леденит кадык.

Ты так безмолвна, сумрачна на теле,

с трудом глуша тугой ладонью крик.

А ветер пуст, летящий пустырями.

Безмолвны совы, сморщенные в свет.

Здесь никого за нашими дверями,

почти что отразившими рассвет.

***

Не слышен голос из пространства.

Уже затихла к ночи ночь.

Мы запивали гегельянство

стаканом из последних мочь.

Горела Южная, где Север,

где колыхнулось небо льдом.

Ты опрокинулась на клевер,

в мрак обойдя по кругу дом.

Храпели кони.

Пахло сталью.

И был медовым привкус уст.

Они забыли нас за далью,

где у горы кончался куст.

Они смотрели из продольной,

почти завшивевшей скалы.

Ты мне слегка шепгнула: «Больно»,

чуть изогнувшись из золы.

И пахло золотом с пространства,

так… переполненного мглой.

Они нас ждут,

закончив пьянство,

за перегревшейся скалой.

***

На холод вверх,

на зов,

на холод,

холод.

Вот он обжёг мне пламенем лицо.

Здесь,

между звёзд,

почти что свод расколот,

склонив обломок в ноги, как крыльцо.

Здесь космос чёрн.

Лучи в лицо дождями.

Спрямляют взор сидящие с боков.

Я бросил взгляд под ноги на Майями

меж еле видных тонких берегов.

А небосвод осколками так режущ.

Пролёт так чёрен в космос,

в глубину.

На третий шаг на лик налипла свежесть,

как на окно, склонённое к окну.

Прохладно.

Чисто.

Рвано солнце с краю.

Над перигеем так прозрачна тень.

Я горстку льда,

как сбившуюся стаю,

у тёплых губ поймал на входе в день.

***

На нас глядели через окна лампы,

Когда был кончен путь по мостовым.

К нам прислонялись, словно льдины, вампы

на перекрёстке, уводящем в дым.

Вокруг был снег, похожий на туманы.

Он налипал на свет, как на стекло.

Я целовал на вашем сердце раны,

ладонью справа обхватив крыло.

Замёрзли свечи на седом восходе.

Скользили кошки лапами в снегу.

Мы обнимались в вымерзшей природе

всё там же, на вчерашнем берегу.

На вашей шее было пресно, льдисто.

Был так упруг ваш поцелуй мне в рот.

Ваш снег звенел похоже на монисто,

ссыпаясь крошкой вниз на небосвод.

***

Тропа звенит почти во сне

седыми клавишами льдинок.

Тропа теряется на дне

бездонно омутных пластинок.

Она ведёт меня, ведёт,

тропа,

где фонари и стены…

здесь остро кровью пахнет лёд

и тяжек гул застывшей пены.

Застывший розовым закат.

И ночь за иглами направо…

…Он не пришёл сюда,

назад,

где ледениста переправа.

Где свет

и ветер,

и январь,

и где заносит пеплом веки…

Как свеже снегом пахнет гарь

на письменах о человеке.

* * *

Наде.

Прозрачный ветер из прозрачных глаз.

Я вам бедро из мглы ласкаю взором.

Вы,

ничего не говоря про нас,

уже почти взметнулись над простором.

Вот обнял вас поток тяжёлых звёзд.

Где Ганимед?

Как одиноко в небе!

Ну, вот –

погас ваш тёплый запах роз,

когда у крыш вы поклонились Гебе.

Свинцова грива вздыбленных волос.

Молчат сады левей от вертикали.

Я рвался верх –

на этот запах роз,

где вы,

молча,

кричали и кричали.

Неровно пламя солнца

там,

где край

кольца Сатурна чуть сметился мимо.

Вы,

словно в омут,

в этот чёрный рай

склонились вниз из холода и дыма.

И вот утих визгливый хохот дня.

Упала Альфа,

плача, с траекторьи.

Ваш крик был тих,

роняясь на меня

слезами звёзд, смерзавшихся на взоре.

***

По мостовой звенят лучи, как шпаги.

Проходят тени меж сугробов вбок.

На мостовой так холодно от даги,

лучами покачнувшейся в порог.

Запела сталь, коснувшись нас при входе

навстречу ветру, к небу, в ночь

из мглы,

где тих камин на угольной породе,

золою осыпающей залы.

Камин смотрел нам в спины из-под блюда

уже давно в вине отмякших роз.

Мы здесь молились,

дожидаясь чуда,

средь бриллиантов, словно падших слёз.

На мостовой клубятся светом тени.

Вот канул высверк в ветер позади.

Как холодны в лучах клинка колени,

склонённые пред ветром впереди.

И кто-то глянул возле мрака бликом.

Бездонен город в чёрном…

в тишине…

Сникала ночь.

Ночь остывала криком

на окаймлённом шелестом окне.

***

Продольна тень на жёлтой шторке.

Сгустился свет от стен к плечам.

Под запах пряностей Майорки

они идут по рекам к нам.

Они сквозь шторы смотрят мраком,

стекая вниз тенями грёз.

Без них так гулко за бараком,

не просыхающим от слёз.

Тропа почти залита снегом,

не разродившемся к зиме.

Тропа к утру терялась в пегом

неясном свете на окне.

Качнулись лампы на морозе.

И вот почти сгустилась тень.

Она слезой мелькнула в розе,

застывшей всплеском в мёртвый день.

А чёрный след слезы на шторе

так прям и остр на желтизне.

Слеза черна на чёрном взоре,

не просыхающем в окне.

***

На окно ложатся слева тени.

Вот угас закат на стороне.

Вот сквозняк мне облизнул колени

ледяным порывом на окне.

Ниже город…

ниже, ниже, ниже…

Пахнет небом сверху из-под звёзд.

Мы запели песню о Париже,

брошенном под ветром из мимоз.

Тело рамы остро, угловато.

Снизу ветер,

словно изо льда.

Снизу город

в чёрном, где покаты

города, склонённые сюда.

Ветер, ветер тянет из-под неба.

Чуть пахнуло топливом из сопл.

Я качнулся вниз на запах хлеба,

что так мягок и душист, и тёпл.

Вот остались стены за крылами.

Ах, как тяжко, Господи, прости.

Город гас прозрачными балами,

умирая снизу на пути.