|
|
|
|
|
|
Литературный Башкортостан |
|
|
Фантасмагории. Лия Галимова. Рассказы. Аквариум. Рустем глядел печально. Дужка разбитых очков отломилась, и он подносил их к глазам каждый раз, когда хотел что-то сказать. - Здравствуй, Рустем. – поздоровалась Арсения. - Здравствуй, здравствуй… Ты за аквариумом? Впрочем, это неважно. А у нас вот новогодние скидки… В руках Рустема появился дурацкий колпак Деда Мороза и ватная борода. Он напялил ее на себя и запел грустным сиплым голосом: джингл белз, джингл белз… Арсения изобразила улыбку. - Ну, вот и ты тоже… - Рустем щелкнул пальцами, и в руках Арсении образовалась огромная плитка шоколада. - Сам ешь. Рустем сунул очки в карман. Большая капля стекла с его носа и упала в снег. Он расплакался, как баба. - Злая ты… Они долго спускались куда-то вниз по ржавой пожарной лестнице, шли темными коридорами и узкими закоулками. Арсения провела пальцем по стене и облизнула его. - Меня сейчас стошнит. – предупредил Рустем. Наконец, они вышли в густо-коричневую комнату, заваленную коробками. - Вот тебе твой аквариум. Выход найдешь сама. - Ну, прощай. - Заходи еще. Арсения бежала домой, прижимая к груди разноцветную коробку. Ноги скользили на коричневом снегу, и больше всего она боялась упасть в одну из этих теплых, еще исходящих паром лепешек. Арсения искала свой дом. Коричневый снег отражал коричневое небо, а между ними висел невозможно коричневый воздух. Мимо нее прошел, шатаясь, молодой человек в куртке-пилоте с пришитой к рукаву свастикой. Он кричал и ногтями сдирал с себя коричневую кожу. Ему навстречу двигались двое таких же в точности молодых людей. Поравнявшись, они ножом пырнули его в живот. Парень застонал, просел и повалился на снег. Из раны хлестала коричневая кровь. Потом юноши посмотрели друг на друга и сцепились в драке. Арсения зашла в темный подъезд какого-то дома. К вони кошачьей мочи примешивался коричневый запах. Она поднялась на последний этаж, вставила ключ в первую попавшуюся дверь и открыла ее. В пустой квартире пахло тухлой рыбой и разложением. Кухня Арсении понравилась больше всего – там бегали живые тараканы; обглоданные соленые селедки апатично вращали тупыми глазами, пытаясь понять, куда они бегут и зачем. А если тараканы подползали слишком близко или случайно падали на них с потолка, сельди страшно разевали рты, чтобы проглотить их, и коричневые жители кухни в ужасе разбегались по своим щелям. Когда Арсения вошла, селедки разом повернули на нее свои рыбьи головы, выпучили глаза и защелкали беззубыми челюстями. Арсения открыла коробку и достала большой круглый аквариум. На мутной озерной воде лежала пленка нефти. В аквариуме показалась голова в круглых очках и с козлиной бородкой. Голова цокала языком и ухмылялась. - Ты кто? – спросила Арсения. - Я БГ! – возмутилась голова. - Ясен пень, что БГ. Я спрашиваю, какая ты рыба? Голова поджала губы и задумалась. - А я не рыба – наконец ответила она. - Тогда я тебя вылью. На лице БГ отразился испуг, губы скривились. - Можешь называть меня морским ежом. - Тогда я все равно тебя вылью. Ты слишком много места занимаешь. Арсения поднесла аквариум к раковине и выплеснула воду, увлекшую за собой в канализацию десяток тараканов и несколько раскисших окурков. Она поставила аквариум обратно на стол и пошла мыть измазанные в мазуте или еще какой-то дряни руки. Из крана потекло что-то зеленое, и кто-то над самым ее ухом пропел: «…а из крана течет кислота…». Арсения отдернула руку, а голос противно засмеялся. Когда она вернулась на кухню, в аквариуме опять была мутная вода вперемешку с болотной тиной и ряской. И снова показалась голова, видимая теперь намного отчетливее. - Вылила? – широко ухмыльнулась голова – Можешь еще раз вылить. - Ты от дьявола! Арсения сложила две вилки крестом и окрестила ими воду. Во имя отца и сына…Аминь. Вода очистилась, а обглоданные селедки обросли мясом и бились хвостами о грязный пол, широко разевая рты. …Да святится имя твое, да придет царствие твое… Арсения покидала рыб в аквариум. …и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого… Недоеденные кильки зашевелились в томате. Арсения вытряхнула в воду и их. Через несколько минут по воде пошла мелкая рябь, постепенно превращаясь в волны. Рыб повыбрасывало на стол, а в аквариуме снова появилась голова. - Серебро Господа моего, серебро Господа моего! – ехидно проговорила она и улыбнулась уж совсем сладко – что я могу еще, чтобы сказать о тебе! Дура, ты сама в это не веришь. Арсения покидала рыб обратно в аквариум. - Правильно, я сама в это не верю. Этого просто нет. Надо выпить водки. - Не пей вина, Гертруда, пьянство не красит дам… - расхохоталась голова, дожевывая еще трепыхавшуюся кильку из томата. По щекам Арсении потекли слезы. - Я тебя ненавижу! – закричала она и грохнула аквариум об стену. На выцветших обоях остался мокрый взрыв; рыбы, вопя от ужаса, разлетелись в стороны, а миллион прозрачных осколков обрушился на пол, они высоко подскочили и слились в новую форму. Длинный резиновый мяч кидался от стены к стене, пытаясь попасть в Арсению. Наконец со страшным криком «Гандбол!!!» он пробил ей висок. Арсения, придерживая рукой обнажившийся пульсирующий мозг, подошла к окну и протянула руку в форточку. На ладонь шлепнулась теплая коричневая лепешка. Она залепила ею дыру в черепе. Хрипло мяукнув, на кухню зашла облезлая коричневая кошка. - Ты же всегда такой была, да? – с надеждой спросила Арсения. Кошка злобно посмотрела на нее и пошла жрать еще живую рыбу. Арсения вышла на улицу. Чуть выше ее головы висели тяжелые, подозрительно-белые тучи. С неба полилось теплое молоко. Арсения встала под самой большой тучей и смотрела. Откуда-то сверху падали коричневые лепешки растаявшего шоколада. Снег превратился в воду и утек в глухие места, а голая земля покрывалась шоколадом и поливалась молоком. Улицы заполонили смуглые, а может, грязные люди, подставлявшие свои безразмерные рты халявным калориям. Их жадные до сладкого животы раздувались, а потом лопались, иногда с громким хлопком, а иногда со взрывом, и тогда содержимое желудков забрызгивало стоящих рядом. Но людям не было до этого особого дела. Они наклонялись и лакали воду из луж, даже забывая выплевывать части разорвавшихся тел. Арсения не любила сладкого, и молоко она тоже не любила. Она спешила на Спортивную. Троллейбусы увязли на дорогах, да и вести их было уже некому. Несколько раз Арсения падала в молочно-шоколадную жижу, поднималась, бежала снова. Иногда к ней подходили люди и начинали ее облизывать, но она и от них убегала. Позади Арсении шел очень пузатый, но почему-то еще не лопнувший дяденька. Вдруг пузо вывалилось из-под его плаща, упало на землю и покатилось следом за Арсенией. Она долго спускалась по ржавой пожарной лестнице, плутала узкими темными коридорами и, наконец, вышла в маленькую захламленную комнату. На полу, посреди ящиков сидел Рустем и приматывал скотчем дужку очков. - Что, уже бомбят? – спросил он. - Нет, только кондитерская фабрика взорвалась. Забери его, пожалуйста, обратно. - Кого? – не понял Рустем. - Аквариум с головой БГ. - Хочешь селедку? - Как ты можешь ее есть?! – ужаснулась Арсения – Она же живая! - Мы любим рыбу – ответил Рустем каким-то не своим голосом. - Кто – мы? Железная дверь приоткрылась, и в комнату вкатилось пузо того дяденьки в плаще. Пузо было стеклянное и наполненное водой, в которой шире прежнего ухмылялась голова БГ. Рустем превратился в осетра и нырнул в аквариум. Арсения выбежала на улицу. Не было ни молочных рек, ни шоколадных берегов, ни завязшего транспорта, ни взрывающихся людей. Не было вообще ничего. Она медленно продвигалась вперед, пока не уперлась в стеклянную стену. Арсения уткнулась в нее носом и тупо уставилась в пространство, постепенно переставая понимать, что вокруг нее происходит. Откуда-то посыпались хлебные крошки. Арсения посмотрела наверх. Над собой она увидела огромных размеров лицо с козлиной бородкой и круглыми очками. Комплекс полноценности. Это всегда так – троллейбус подходит к остановке так, чтобы Тимур успел добежать до него, по пути забрызгавшись грязью по самые уши, а заодно забрызгав проходящих мимо братков с пятого курса и просто мирных пешеходов, потянуть руку к поручню… Вот в этот самый момент троллейбус радостно закрывает двери и отчаливает в сторону его, Тимура, дома. Следующий приедет не раньше, чем через час, можно книжку пока почитать, но вот уже забрызганные братки приближаются… - Что, Тимур, шибко резвый стал? – поинтересовался Вася, широко улыбаясь золотой коронкой. – Ноги длинные отрасли? Так мы это поправим… Тимуру почему-то вспомнилась огромная лужа, как раз за универом. Как выяснилось, не зря. Часа через два он снова сидел на остановке, безуспешно пытаясь остановить кровь, мерзко стекающую по переносице и капающую большими каплями с кончика носа. Тимур меланхолично разглядывал объявления (что тоже ему не вполне удавалось, так как очки остались где-то на дне той злосчастной бескрайней лужи) и размышлял о том, как фигово устроен этот мир. Если бы он был оптимистом, он был бы рад, что сейчас его никто не видит, но оптимисты, наверное, не рождаются с такими совковыми именами, не живут в Цыганских дворах и не сидят с разбитыми носами на остановке, а уже давно поставили свои «десятки» на стоянку и сейчас смотрят какой-нибудь из 500 каналов, которые дарит им спутниковая тарелка, установленная на балконе 5-комнатной квартиры в центре города. Тимур, как ни старался, не мог решить, от каких объявлений ему тошнотнее – о сольной программе Юры Шатунова или о новой методике потери веса. В конце концов, он определился, что фото баб килограмм эдак под сто все-таки хуже, достал маркер и во всех заголовках «Худеем без проблем» замазал букву «д». «Так хотя бы правдоподобней». Вдруг Тимуру на глаза попалась желтая бумажка-зазывалово, еле-еле приклеенная к кирпичной стенке: «Заели проблемы? Ушла любимая девушка? Жизнь вконец потеряла остатки смысла? Значит, наше агентство для Вас! Почувствуй себя Богом!». «Либо ритуальные, либо интимные услуги» - подумал Тимур. Но адрес все-таки решил переписать. Ул. Варравская, 12. «Что за улица такая?!» - удивился Тимур, в сотый раз проклиная без вести утонувшие очки. «Наверное, Воровского. Надо будет дома посмотреть». Он собрался отодрать объявление, но тут (слава Небесной канцелярии!), налетел очередной порыв ветра, захватив специально для Тимура порцию острых, как иглы капель. Объява как-то сама отделилась от стены, и, минуя руки Тимура, отправилась в дальнее плаванье по придорожным лужам. «Ну уж нет, падла, так просто ты от меня не уйдешь!» - подумал он, вылавливая раскисшую бумажку из грязного ручейка. «Доктор Гробовой ждет Вас!» - жизнеутверждающе заканчивалось объявление. «Услуги все-таки ритуальные. - решил Тимур – Хотя каких сейчас извращенцев только нет». Придя домой, он не особо удивился, когда увидел, что последняя живая рыбка в аквариуме плавает вверх животом. Может быть, конечно, у нее настал такой период в жизни, что-то типа кризиса среднего возраста, когда хочется плавать именно так, но Тимур не терпел провокаций. Выловил ее сачком и кинул Франкенштейну. «А никто другого и не ожидал. Со мной кто угодно с тоски сдохнет. Вот и тебе, кошак, недолго осталось» - пообещал он коту. И уж совсем он не удивился, когда вечером отец сказал, что завтра к ним приезжает родня из Бишкека; беременная тетя, дядя, двоюродная бабушка и трое милых детишек самого нежного возраста. - Так вот, Тимурик, с жильем они пока не определились и первое время поживут у нас – торжественно заключил отец – Достань с балкона раскладушку. - Я не буду спать на раскладушке! – вяло возмутился Тимур, зная, что это ничего не меняет. - Конечно, не будешь. Тебе мы на кухне на полу постелим. На другой исход разговора он и не рассчитывал. «Лучше уж сразу повеситься» - подумал Тимур. Следующее утро началось подозрительно хорошо – он не проспал. «Два раза подряд везти не может» - решил Тимур, шагая к остановке – «Троллейбус либо уже ушел, либо мимо проедет». Но он, вопреки ожиданиям, пришел вовремя. Народу было много, Тимур протолкнулся к окошку и встал за широкой спиной в черной куртке так, что кондуктор его не заметил. «Не к добру, ой не к добру» - переживал Тимур. Ну и предчувствия его не обманули – ровно на середине пути почти все пассажиры вышли, так, что он даже сел, зато вошла женщина с красной повязкой на рукаве. Тимур успокоился и почти обрадовался – жизнь опять входила в свое привычное русло. Очистив совесть и карман на 30 рублей, он без особых приключений добрался до универа. После первой пары пришла Ленка. - Знаешь, я беременна. Она явно ожидала более бурной реакции. - От Васи. - Бывает. «Да, не к добру я сегодня не проспал. Сердцем же чуял. - констатировал Тимур. - Тебе все равно, да?! - Нет. Что теперь делать будешь? - Квартиру будем снимать. Ты меня любишь? - Люблю. - Подонок. Проходившие мимо девчонки удивленно обернулись на звон пощечины. Видимо, в Небесную канцелярию вызвали-таки небесного сантехника, который залатал, наконец, ржавые небесные трубы, так что нижний этаж сегодня не затопило. Даже лужи подсохли, свернувшись по краям комьями грязи. Тимур шел к остановке и проклинал судьбу за то, что сегодня ему нечем забрызгать жирную харю Васи. Встретил бы он его, так бы двинул промеж золотой коронки… Вряд ли этот кабан почувствует что-нибудь, а уж коронке тем более ничего не сделается, зато он изумленно приподнимет правую бровь, прищурит левый глаз, в недоумении скривит свои сальные губы, да, он удивится! Потом слегка приподнимет Тимура за шиворот, тряхнет и потащит вниз, к реке. Как умрет, Тимур точно не представлял – ударится головой о камни, загнется от ушибов или потери крови, захлебнется ли мутной водой – это не суть важно. И его бы уже никогда-никогда не нашли, а Вася с Ленкой родили бы поросенка. Но Василий страдал с бодуна где-то на хате, так что мечтам Тимура не суждено было сбыться. А как ни крути, день сегодня выдался неплохой. Жалко было бы убивать его на ознакомление бишкекской родни с городом. Тем более скины. Хотя, может, это даже хорошо – какая к черту разница – двинуть Васе в коронку или бросить фашистам приветственное: «Гитлер капут!» В любом случае надо позвонить домой. Тимур полез в карман рюкзака за карточкой, как вдруг наткнулся на вчерашнее странное объявление. Изрядно пожеванное и истрепавшееся, оно по-прежнему зазывало: «Заели проблемы? Ушла любимая девушка? Жизнь вконец потеряла остатки смысла?» - «Прям как про меня писано» - мрачно заметил Тимур. Адрес, между тем, даже в очках остался прежним – Варравская, 12. Где это, он понятия не имел, но лучшей альтернативы убить день не ожидалось. «Раз объявление приклеено на этой остановке, значит, и контора где-то рядом. - рассуждал Тимур – Пойду в самом малоизученном направлении, не ошибусь» И свернул во дворы. Элитные высотки вскоре начали сменяться серыми девятиэтажками, да и те через квартал усохли до хрущовок, а потом и вовсе пошли срубы да избы с покосившимися крышами. На то, что здесь вообще ходят люди, было непохоже – ни фантиков, ни окурков. Но вдруг из-за угла вывернула древняя бабка, брякая пустыми ведрами, нацепленными на коромысло. Приметы Тимур очень любил. И не терпел, когда кто-то говорил, что это бред. А разве это бред, если ты, предположим, с утра встал с левой ноги – все, сливай масло! Можно лечь обратно, укрыться с головой одеялом, и все равно на тебя упадет кирпич или что-то в этом роде – Судьба! Тимур пытался ее обмануть – пробовал приземляться сразу на обе ноги, но это лишь усугубляло положение – за завтраком он проливал чай, а если вдруг не проливал, то рассыпал соль, даже если не собирался ничего солить. Или переступив порог, возвращался за чем-нибудь, или встречал черного кота, или… Если вдруг утром ничего такого не случалось, значит, день готовит тебе такую великую падлу, что даже приметы не помогут. И это был как раз один из таких дней. - Где здесь улица Варравская,12, бабушка? – спросил Тимур. Бабка вильнула коромыслом в сторону совсем развалившейся избы на самом отшибе. «Вот я сейчас туда зайду, а на меня крыша провалится» - подумал, нет, почти пообещал себе Тимур, толкая ветхую дверь. Он очутился в просторном предбаннике. Первое, что бросалось в глаза – это вывеска «Доктор Гробовой приветствует Вас!» В углу стояли березовые веники и тазы. «Чушь какая!» - подумал Тимур, но горячей воды дома не было уже две недели, так что он разделся, взял тазик и толкнул следующую дверь. Бани не было. Была пустая длинная комната без окон, а в самом дальнем ее углу стоял письменный стол из ДСП, над которым возвышался шкафообразный жлоб в майке-олимпийке и старых спортивных штанах типа Adidas. Жлобу на вид было лет 25. «Это, типа, секьюрити. - подумал Тимур – Перед помывкой шмонает на предмет наркотиков и оружия». - Доктор Гробовой. – протянул лапу жлоб. – Разделись-то зачем? Холодно же? - Так я это, в баню… - пробормотал Тимур. - Ага, увидели на остановке объявление «Баня у Гробового! Попарься с ветерком!» - и пришли, да?!! – взорвался вдруг жлоб. – Долго-долго искали, где же эта баня гребаная, полгорода обрыскали и нашли, наконец!!! Гробовой треснул кулачищем по столу так, что лежащий на нем журнал «Playboy» за 92 год подпрыгнул чуть не до потолка. - Говори! – приказал он. - Что? – шепотом спросил Тимур. - Как ты до жизни такой дошел?! «Вот и все. И Васе в морду бить не надо. - обречено подумал Тимур – Интересно, я увижу длинный тоннель, залитый светом?» - Чаю хочешь? – неожиданно заботливо предложил Гробовой, виновато улыбнувшись. - Хочу. – стуча зубами, согласился он. Доктор выудил из-под стола щербатые чашки и чайник. - Ты не подумай только чего – это так, зарядка была. Для лучшей циркуляции крови. – объяснил он – Ты пей, пей. Полезный чай, зеленый. Ты весь бледный какой, синий, я бы даже сказал. А синеют обычно от неуверенности и обиды. Знаешь, почему трупы синеют, когда полежат – они совсем не уверены, что живы и им до слез обидно, что это так. Плакать можешь еще? Тимур не знал, что ответить. Вообще-то в другое время он мог, да еще как. Дома, например. Но сейчас был явно не тот случай. - Плачь! – рявкнул Гробовой. – Плачь, скотина! Тимур зашмыгал носом. - Не верю! Где слезы?! Тимур стал всхлипывать чуть погромче. Гробовой схватил свою чашку и выплеснул кипяток прямо на его колени. Слезы хлынули в три ручья, так что Доктор на мгновение растерялся. - Ну, слава Богу, жив еще! А то ведь покойники, они же не плачут, даже если очень хочется. А плачут те, которые страдают комплексом неполноценности. Комплекс не полной ценности – от него все беды! Тебе чай нравится? Тимур трясущимися руками поднес чашку ко рту. Хороший был чай. Хотя и зеленый. - А знаешь, сколько сил и времени было убито, чтобы ты, конкретно ты, осознал свою ценность в этой жизни? Сначала этот чай посадили в Китае рядом с какой-нибудь вонючей дорогой и все лето с самолета орошали сопревшим коровьим навозом, чтоб для тебя, родного, побыстрее поспел. Потом долго везли в пыльных мешках, на которых спали бомжи, потом в нем долго копошились грязные руки какой-нибудь грязной женщины и, наконец, эту дрянь завернули в пакетики из туалетной бумаги высшего сорта, положили в красивую коробочку со слоном и я ее сегодня купил специально для тебя за 13 рублей. Ну, и какая же твоя ценность? - Никакая! – без раздумий ответил Тимур. - А ни фига! 13 рублей! Была бы никакая, не сидел бы ты тут. Тимур, конечно, всегда так думал, но все равно почему-то обиделся. Глотнул чай, чтобы убедиться. И точно ощутил во рту вкус малинового варенья, которого раньше не было. - Ну вот, уже лучше. – похвалил Гробовой. – Ты всегда думаешь, что ты дешевле, чем тебя покупают. У тебя девушка есть? Ты идешь на свидание, заходишь в цветочный магазин, оставляешь там N-ую сумму и только тогда понимаешь, что букет не такой уж экзотический, да и девушка, по большому счету, не такая уж и красивая, что не тянут они на эту N-ую сумму. Но поздно – купили уже тебя. И намного дороже, чем следовало бы. Понимаешь? В горле у Тимура пересохло. Он глотнул из чашки. Дорогой коньяк. Все пять звездочек. Теперь он понял. - Ну, и на сколько ты оцениваешь себя теперь? – поинтересовался Гробовой. В уме Тимур попытался прикинуть, сколько может стоить 100 грамм «Арманьяка». - Идиот!!! – взревел Гробовой. – Смотри внимательно – Стакан – это твое тело; коньяк, чай, кефир, вода болотная, не важно – твое астральное тело, типа душа. Доктор Гробовой схватил чашку и залпом выпил. - А сейчас? «Чашка стоит около 30 рублей. - рассуждал Тимур. – Не так уж, в принципе, и плохо» - А на хрена она теперь нужна? – прервал его мысли Доктор – Ты в Бога веришь? - Нет. - А зря. Понял, почему покойники не плачут? - Ага. - Комплекс полноценности. - Возьми хоть полотенце прикрыться. - предложил на прощанье Доктор Гробовой. Обернутый в застиранное махровое полотенце не первой свежести, Тимур бежал к остановке. Если бы он был оптимистом… но теперь Тимур ни в чем не был уверен. Избы вскоре начали сменяться привычными многоэтажками и вдалеке замаячил троллейбус. Тимур прибавил шагу и, неожиданно для себя, успел. «Не к добру…» - подумал он, вспомнив к тому же, что денег у него нет, так как все вещи остались в «бане». Сейчас в ее реальном существовании Тимур очень сомневался, но не испарилась же одежда прямо с тела, да и вообще, психическими отклонениями он вроде не страдал, по крайней мере до сегодняшнего дня. Кондукторша была та же, что и утром. «День сурка» - решил Тимур. Она подошла к нему, посмотрела пристально. Как быть в такой ситуации, он не знал – денег у него не было ни чтобы оплатить проезд, ни чтобы оплатить штраф за безбилетный проезд. «За вас уплачено» - произнесла кондукторша и протянула билет, еще раз окинув его взглядом с ног до головы. Тимур посмотрел на цифры: 633 и 255. Провокации он не терпел и поэтому билетик есть не стал, а попытался вычислить тайного благодетеля. Особо долго думать не пришлось – в самом хвосте троллейбуса стояли девушки и бесстыдно обсуждали его наготу. Тимур поправил сползающее с бедер полотенце, чем вызвал тупой хохот девиц. Он бросил на них затравленный взгляд и получил в ответ стаю воздушных поцелуев. Поцелуи, кружась в воздухе, долетели до Тимура и бабочками осели на его сутулых плечах и впалом животе, оставляя похабные, похожие на клеймо, отпечатки. Воды горячей дома не было уже две недели, а в баню Тимур идти уже боялся, так что как их теперь выводить, он не представлял. Слава Богу, через две остановки девушки заторопились к выходу, небывало обрадовав этим Тимура. Проходя мимо, одна губной помадой написала на его груди цифры и имя – Оля. «Позвони мне, красавчик!» «Какая фигура!» «Симпатяга!» - сливались женские голоса. «Издеваются». - подумал Тимур. - У меня тебя две новости – хорошая и плохая. Тебе какая больше нравится? – спросил с порога папа, похоже даже не обратив внимания на новый модный прикид сына. Тимуру стало немного обидно. Подумав, он решил быть оригинальным. - Хорошая! - Дядя с семьей не приедет. - А плохая? - Поезд, на котором они ехали, столкнулся с товарняком. Такого Тимур не ожидал. Он их никогда не видел, был лишь наслышан о буйном характере дяди-грузина и истеричности и склонности к разврату тети. - Мама знает? - Пока нет. Больше им сказать друг другу было нечего, и Тимур отправился убирать раскладушку обратно на антресоли. Он вообще не думал, что когда-нибудь будет разговаривать с ней. Каждое утро Мария выходила из шикарной иномарки, целовала жирную небритую щеку и величественно поднималась по ступенькам университета. Вся мужская половина курса волочилась за ней с маслянистыми глазами, липкими руками и сальными комплиментами, но после того, как нескольких парней нашли жестоко избитыми, позволяли себе лишь первое, да и то незаметно. Прекрасная часть завидовала по-черному, но уже смирилась с ней, как с данностью и старалась игнорировать. И вот она сама подошла к Тимуру, собиравшему разбросанные по полу учебники и тетради. Дно рюкзака давно настоятельно просило себя залатать и именно сегодня решило зло отомстить своему глухому к просьбам хозяину. - Помочь? - Не стоит. - А знаешь, я тебя давно заметила. И ты мне сразу показался необычным. Не лез с непристойными предложениями. - У тебя ведь парень есть, а у меня девушка. – соврал зачем-то Тимур. - Мы порвали. И вы, я слышала, тоже. Предлагаю по этому поводу сходить в кино. Красивейшая девушка курса, да что там, всего университета, звала его в кино. Каждый парень отдал бы все и полцарства в придачу за такое. Тимур отдал бы и целое царство, если бы не стоял вчера голый на ледяном полу, облитый горячим чаем и стучащий зубами. Если бы не выпил свою цену в 13 рублей из щербатой чашки. Полкоролевства стоили явно дороже, а девушка – явно дешевле. Так, потянула бы на вид звездного неба со скамейки в парке, которым так часто наслаждаются мучимые бессонницей бомжи. - Извини, мне сегодня позарез нужно в библиотеку. - А завтра? - И завтра позарез. Люся выходила из библиотеки, когда на нее налетела разъяренная Мария. - Сильно умная, стерва? – прошипела она и дернула за молнию ее кофточки. Парни у подоконника заржали. Из-под роговых очков по толстым прыщавым щекам потекли крупные слезы. Она поймала на себе взгляд Тимура, разревелась еще громче и, бросив подшивку «Науки и техники», убежала. Так получилось, что почти всегда Тимур ел в одиночестве. Он осторожно, очень осторожно донес железную тарелку с горяченным супом до самого дальнего столика, не пролив при этом ни капли, потом сходил за компотом и теперь, пока суп остывал, сидел и радовался, как хорошо это у него получилось. - Тимур! - окликнул его девичий голос. Он вообще не думал, что Юля знает, как его зовут. – Что ты все время один да один в этой ужасной столовой питаешься?! Тут через дорогу такое кафе замечательное открылось! Пойдем! Тимур посмотрел на девушку. Юбка по самое не могу, ноги, растущие из этой юбки, глубокий вырез, а еще, говорят, она похожа на какую-то зарубежную актрису, кажется, игравшую в «Титанике», но этот фильм он не смотрел, поэтому ничего сказать не мог. Потом он посмотрел в тарелку с желтоватой дымящейся водой, в которой плавал горох и одна морковка нездорового цвета. Потом снова на Юлю. Взял ложку, выловил морковку, подул и съел. - Ну что ж, можно пообедать и здесь. – легко согласилась девушка. Юля не заметила услужливо вытянутой ноги однокурсницы. Кипящий суп окатил весь вырез, юбку по самое не могу, ноги из-под этой самой юбки и лицо, похожее на зарубежную актрису. - Аккуратней надо быть, Юля – улыбнулась добрая однокурсница. Парни, стоящие в очереди, кинулись спасать несчастную от раскаленных суповых вод – один вытирал ее ноги, другой пытался избавить вырез от прилипшей морковки нездорового цвета… Тимур принялся за компот. Бабка, она всегда сидела здесь на бордюре у входа в переход, протянула руку. - У меня нет денег. Бабка что-то невнятно промычала, схватила его пальцы и приложила к своим глазам. Глухое бормотание сцепилось в слово, по трещинам на лице потекла вода. - Пророк! Пророк! Тимур пытался высвободить руку, но сумасшедшая цепко держалась. - Глаза! Вижу! Пророк, Пророк! Свободной левой рукой Тимур залез в правый карман, выгреб мелочь – все, что у него было на проезд, и ссыпал в ладонь старухе. Женщина подняла на него прояснившиеся глаза, засмеялась истерически и принялась целовать деньги. «Юродивая» - подумал Тимур, быстрее спускаясь в нечистое пузо перехода. Не заметив, что навстречу ему никто не идет. Не заметив, что в абсолютной тишине движутся вслед за ним люди. - Учитель! – услышал он за спиной. Решил не оборачиваться. - Учитель! «Не мне» - почему-то неуверенно подумал Тимур. - Учитель?! – донеслось до него более напористо. За спиной стояла толпа. Голодные взгляды были направлены на него. Бежать было бесполезно. - Вы, наверно, ошиблись. Это не ко мне. – лепетал Тимур – Я всего лишь студент. За спинами раздался крик. «Пропустите! Пропустите меня к Нему!» - Прости! – Вася упал перед ним на колени и целовал его ноги. Тимур заметил, что только что наступил на харчок. Толпа как-то просела и окружила плотным кольцом. Васю отстранили куда-то к стене. Ботинки, как две престарелые шлюхи с детскими глазами, покрывались крепкими поцелуями. По головам бежала девушка. Вряд ли она когда-то была красивой, но сейчас красное от долгого бега, одутловатое лицо излучало, простите за банальность, свет. - Тимур, я всегда любила тебя! Вернись ко мне! – закричала она, приблизившись. Тимур быстро научился делать в уме нехитрые подсчеты. Но вот ребенок, подло засевший в ленином животе, переводу в единицы как-то не поддавался. - Прости меня! Я сделаю все, как ты хочешь! Я сделаю аборт! – подсказала Лена. Тимур прикинул, сколько это может стоить. Сорок лет авосек с продуктами, иронических детективов, «Санта Барбары», пеленок, горшков, собраний, бутылок водки, морщин… - Вообще-то у меня другой идеал девушки! – закричал в ответ Тимур. Так Еву гнали взашей из Рая. Так она пнула в мохнатый бок Адама, потерявшего свою золотую коронку, а так же остальные зубы, ребра и мозги. Так она душила Змея, заползшего ей в живот и поселившегося там на 9 месяцев, готового потом разродиться 4 килограммами отборных гнилых яблок. Именно так. Такое Тимур один раз видел в фильме. Толпа молодых красивых девушек в белом бежит, топча друг друга, за одним несчастным парнем в черном. Теперь он видел это во второй раз. Девушки были не только в белом, да и не только молодые и красивые. А еще много парней – не только в черном – бежали за одним несчастным. За Тимуром. «Я твой идеал! Я твой идеал!» - звонкие голоса сливались в бесконечный металлический лязг. Вряд ли парни бежали останавливать своих подруг, скорее посмотреть, чьей же выпадет честь. Тимур свернул в переулок. «Осанна! Осанна!» - надрывалось пространство со всех сторон. Не заметил бордюра. Упал лицом вниз. Услышал топот тысячи ног. Тимур знал, что иначе отправится вслед за родней из Бишкека. Он взобрался на разбитую скамейку, отдышался и попытался вспомнить Новый Завет. Тысячи голодных глаз наливались нетерпением. В голову что-то ничего не шло. - Братья! Единственное, что я хочу вам сказать: Не сотворите себе кумира, знайте цену и любите друг друга!… - Тимур понимал, что нужен им, пока говорит, но даже поздравления он всегда списывал со старых открыток, так что сказать ему было нечего. По привычке произвел нехитрый расчет. Гробовому такое и не снилось. - Верьте в себя, добивайтесь поставленных целей – медленно диктовал он записывающим – уступайте место в транспорте, поздравьте бабушку на 8 Марта, тарелку с супом всегда наклоняйте от себя… Вечерело. Молчание Тимура неловко затянулось. Кучка накаченных молодых людей уже потянулась из толпы к главной площади, где традиционно увековечивали богов. Это было хорошее место – видно отовсюду, ничто не отбрасывает тень, Великий Ленин приветливо зазывает к себе каменной рукой. - И всегда, всегда, слышите, это самое важное, регулярно меняйте воду в аквариуме! У меня была рыбка… Город, как большая кошка, поймавшая мышь редкой породы, утомился и готовился к праздничному обеду. Крест свинтили из двух бетонных столбов. Тимура подхватили сотни рук и понесли к месту проведения салютов и торжественных мероприятий. Девушки плакали громко, навзрыд, но все давно знали продолжение этой истории. - Господи, за что? – поинтересовался Тимур. Небеса захихикали. Небесная канцелярия вопроса не поняла. - Господи, за что? – спросил Тимур сам себя. В рыдающей толпе мелькнуло лицо Доктора Гробового. Вспомнилась желтая объява-зазывалово. Тимур прикинул в уме. Кровь хлестала из запаянных в бетон гвоздей. Нехитрый расчет. Сердце решило притормозить, да больше не завелось. Осознал свою ценность в 13 рублей? Так какая она? Толпа утерла глазки и начала потихоньку расходиться. Весь мир начал потихоньку расходиться по швам. Он пластмассовый, он победил. Только это его уже не спасет. Лопалась синяя шелуха, откалывались застывшие куски жизни, да кому это теперь… Знаешь, почему трупы не плачут? Вот и мы не будем. Приветствую вас, мертворожденные! Завидую вам, мертворожденные! Родившиеся с комплексом полноценности. А кто, ты думал, уничтожит весь мир? Куски мяса, болтающиеся на скрещенных бетонных столбах с истекающими кровью гвоздями? А кто же еще?! Сердцу надоело и оно остановилось. Мир испугался и вцепился в свой хвост, проглотившись с головою. Пустота порождает монстров. Из пустоты нарезали черных дыр. Кого ты больше любишь, маму или папу? Так подойди к нему и прислушайся. Он не дышит. Он уже понял. Комплекс полноценности. А ты все осознал? По убитой весне. Витек проснулся, когда солнца еще не было. Похоже, доза снотворного накануне была меньше обычного, что неудивительно - вряд ли кто-то ждал, что он в который раз откроет глаза. И ничего не болело. Витьку всегда казалось, что он умрет именно так - три гниющих старых соседа, усмиренные тяжелым сном над тяжелым запахом подкроватных уток, и он, вне их боли, храпа и бреда. Витек попытался окинуть свое коченеющее тело внутренним взором, но видел только потолок в желтых пятнах. Протянул руку за стаканом выдохшейся минералки. Похоже, он еще зачем-то был нужен этому воспаленному миру. Только безумец ждет солнце в конце октября. Старики ждали. Обреченные. Обломанные. А потом, умирая, глотали пресные слезы и молили Бога о квадрате синего неба в закрытой форточке. И уходили, с несбывшейся мечтой на губах. А оставшиеся клялись себе на крови, что не умрут, пока не увидят луч на своей подушке. И задергивали шторы. Витек был ходячий. Он нагнулся под панцирную сетку железной кровати и достал большую сумку. Она уже не пахла костром, пролитым пивом и какой-то пряной травой. Она тоже смирилась и впитала в себя вонь несвежих простыней и никчемных лекарств. Витек натянул джинсы поверх пижамы, растянутый черный свитер, старые кроссовки и тихо пошел между кроватями и охраняющими их капельницами. Лужи покрылись тонкой коркой льда, на промерзшей траве лежала тугая изморозь, как голодный шакал пожирающая останки убитого лета. Людей не было, были только вороны. Ноги в кроссовках замерзли, как будто иней пророс и пустил корни прямо в ступни. Но Витек знал, как обмануть их всех. Он знал, как увидеть солнце и остаться живым. Небо слегка посветлело. Витек помнил, как однажды весной, этой весной, всего полгода назад, он так же шел по светающему проспекту, сжимал в кулаке промерзшую мимозу и считал фонари. От его дома до Юлькиного подъезда их было 68. Он поднялся тогда на ее пятый этаж и позвонил три раза. И увидел Юльку - сонную и рыжую. Такую рыжую, что мимоза, которую он обменял на пачку сигарет у бомжихи в переходе, в ее руках совсем рассохлась и потухла. - Здравствуй, Солнце - тогда сказал он Юльке. - Витек... А потом на кухне они пили заварку с пряниками, а Батон, кошак, почти такой же рыжий, жевал мимозу в банке. И Юльке Витек тогда ничего не сказал. Он сам еще не верил. Он еще был здоров. Витек не пытался считать, сколько фонарей разделяют дом с пятым этажом, жирным котярой и Юлькой и его новое пристанище, обещавшее быть последним. Нет, оттуда отпускали домой умирать, но Витек предпочел бы остаться в хосписе с гниющими стариками до последнего, чем денно и нощно смотреть в пустые глаза мамы. Идти было трудно, к тому же начался дождь, холодный и острый, как если бы мокрый песок вдруг посыпал с неба. Капли злобно врезались в лицо Витька и недоуменно скатывались, сливаясь с темными слезами. Вот эта улица, вот этот дом, где ж эта барышня? Что я? Витек без сил опустился на скамейку у подъезда, закрыл глаза. Думать о чем-либо он не мог, в трещащей башке билась одна мысль. Про пятый этаж и рыжие заспанные волосы. Утром Юлька, отправляясь за кефиром, обнаружила бы во дворе очень знакомое замерзшее тело, если бы не эта мысль. Главное, чтобы лифт работал. Открыв глаза, Витек не мог сообразить, сколько он проспал - две минуты, или два часа. Но судя по небу, которое окончательно раздумало светлеть и решило остаться в трауре, сон был недолгим. А может, солнце ушло навсегда. Он позвонил три раза. За дверью зашуршали. Витек пожалел, что у него хватило сил одолеть пять пролетов. - Извините, я, кажется, ошибся - сказал он незнакомому лицу в дверном проеме. - Витек? Витек стоял и не верил. - Ты зачем... так... себя? - глядя на короткие, пошло обесцвеченные волосы. Юлька не врубилась. - Заходи. Тихо только, предков разбудишь. Кошак его не узнал. Обнюхал, зашипел и уполз под стол. Впрочем, животные больше других не любят обреченных. - Знаешь, я тебя ждал... И когда из больницы перевели, тоже... Юлька молча дымила в потолок. Витек закашлялся. - Ты не курила раньше. - Прости - бесцветно отозвалась она и затушила сигарету в чашке с чаем. - Мир вообще другим стал, не находишь? И халат на ней был тот же самый. За дверью послышались тяжелые шаги. Парень занимал собой полкухни. Такие обычно идут у тебя за спиной в темном переулке, потом "Закурить не найдется?", а потом отрывать разбитое лицо от асфальта. - Это Костик. А Витек и не ждал от нее оправданий. Будь он девушкой, он бы, может быть, тоже... "Бог простит, но я не Бог" - наколка на накачанном плече. Юлька всегда была набожной. Витек вышел, неслышно прикрыв за собой дверь. ...Денег хватит лишь в один конец... Пять пролетов вниз - и безграничная свобода. Как застрявший лифт между этажами. Он мог сделать все, что угодно - и ему ничего бы за это не было. Более того - ничего бы не изменилось. Хотелось тротила в каждый подвал, да только что с того? Витек знал, что ему было нужно. Он прикоснулся рукой к фонарному столбу - к 68-му, первому от Юльки. Сумерки сделались зеленоватыми. Свинец, что был в небе, стал легче газа и вознесся в космос, плевать, что потом он выпадет кислотным дождем и все умрут, плевать. Тучи уползли туда, где их не ждали. Воздух распирало от нахлынувшей теплоты. Витек побежал. Пусть только 68 цветущих фонарных столбов, но никто не доживет до ЭТОЙ весны. Иней оттаивал и несся вслед за ним звонкими ручьями. Гонимые ветром обрывки газет расправили крылья и бились в стекло люминесцентных ламп, думая, что видят солнце. Далекий птичий свист сливался с мокрым теплым гомоном и летел высоко над блестящими крышами, подгонял в спину последнюю весну, за которой уже никто ничего не ждал. Метла вырвалась из рук сонного сторожа, воткнулась в асфальт и пошла свежими зелеными веточками. Сторож скинул с себя ушанку и тулуп, обнажив плечо с наколкой "Бог простит..." - дальше стерлось, и кинулся к пожарной лестнице, мечтая, наконец, полетать без метлы и плана. Заспанные люди подходили к открытым окнам. Они еще не поняли, куда они проснулись на этот раз, но им явно нравилось. Витек знал, что происходит с этой волшебной весной у него за спиной. Поэтому не оборачивался. У него ничего не болело за этих счастливых на мгновение людей, поэтому он не останавливался. Он просто считал столбы. Весна лезла из всех щелей. Так проживает последний день смертник в одиночной камере. Так приходят круги на воде. Вот он - первый фонарь, 68-ой от Юльки. Витек не знал, что ему сказать. Попытался посмотреть в глаза. Столб зажмурился. Витек был дома. В тишине по убитой весне. В комнате было темно. Похоже, мама завесила окна одеялами. Родной выцветший постер "Отпетых мошенников" на стене. Черт знает, как Витек здесь оказался. Во всяком случае, он не помнил. Помнил только, как в среду ночью ему не спалось. - Мама! Мамочка! - голос поднялся к потолку и отказался звучать дальше. Но за стеной послышались шаги. - Меня уже отправили домой? Мама, я умираю, да? - Нет, солнышко, ты поправляешься - у нее даже голос не трясся. Даже валидолом изо рта не пахло. Только глаза оказались такими же - совсем ничего. - Мама, а сейчас что? - Суббота. - Май? - Май. - Мамочка, открой окно... Чтобы свет был... Луч упал на подушку. |
|
|
|
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
