|
|
|
|
|
|
Литературный Башкортостан |
|
|
|
|
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
|
|
|
* * * Я не могу никак забыть укоры ветра, впрок намёки обледенелости резьбы коры, керамики потёки, как, сделав бесконечным миг, замёрзла бабочка на астре среди кустарников нагих между вчера и послезавтра. Как, плоскость зеркала качнув, выныривали в робах мятых седые старцы, маски чувств и ромбы рыб невероятных... И вспоминаются часы, чьи стрелки гнали вспять секунды, и тропари горшков пустых, стихиры вьюг в окно, покуда не я, а мой живой двойник бессмысленно лохматил кисти в супрематической тени неколебимо вставших истин. Всё, как в неповторимых снах. И сквозь бездонный, светлый сурик, в туман веков глядит скульптура с повязкой в пятнах на глазах. Танец без ритма После концерта, закутавшись в тени, тайно от пристальных взглядов друзей, танец танцовщица ставит на сцене, танец мятущихся ночью огней. Смешаны, сломаны жёсткие ритмы, кажется - хаос движений, но нет - это условность рисунка разбита, это рождается новый балет. Скинуты в позах шаманских пуанты, хлопьями тополя светится пыль, руки взлетают углами от стана, “лесенки” вьются носка и стопы. Здесь и башкирский орнамент и жига, статика слов, недомолвок поток, нитью незримой в единое сшиты: пауза, связка, каскадов виток. Как эпизоды в повторах, круженья вьюги, ползущей по нерву струны... Танец без ритма как символ сожженья с азбукой рубленых жестов немых. И, как в затмении, после паденья навзничь, безжалостно, хрупкая стать встала пред залом пустым на колени, зал научившаяся забывать, глядя во тьму, фантазируя что-то, как бы раздвоившись, чувствуя власть магии танца, в молчании кротком в дали далёкие прочь унеслась. Птица в клетке Не уйти от искаженья чистых звуков, чётких строчек, от двуглавых сожалений, и свинцовых, и лубочных, от заигранных процессий, перечёркнутых парадов, от двусмысленностей пресных и от заспанного права… Стая чёрных, красных стая, опалённых титры веток. Старики костры слагают из скворечен, гнёзд и клеток. И сейчас услышьте шорох - дрозд распахивает перья, дышит век, сорвав затворы: на пороге - двадцать первый! Индиго Под томною дымкой: (В смешении шёлка) квадраты тоски, (фиолетовый с жёлтым, -) трапеция грусти (развал драпировки) и ромб полутайны, (лукавых уловок, ) и призма признанья, (лекала разлуки, ) пристрастия званье! (иллюзия муки...) За ними - карниз бесконечных сомнений, где молний магнолии блещут бессменно. Фиолетовый цвет Цвет магии, и тайных книг, наук оккультных, суеверий, и заговоров колдовских, и в мир иной прозрачной двери. Обведены им: дачный стол, пустивший корни в торс планеты, и перезревшей ветки стон, и призрак Пастернака летом, где может всех с ума свести чернильный колер встреч интимных и на стене родиться стих одной строкой, поющей имя. Остановленное время Когда размыты грани слова и тень сдвигает лунный свет, блуждая между строчек, снова я натыкаюсь на ответ прозрачный, как кристалл фальцета... …был задан временем вопрос - кем стану - ветром, звуком, цветом, утёсом, вставшим в полный рост...? Вхожу в набросок на картоне, диагональю становлюсь, дугой, ломлюсь углом, наклоном, зенит паденьем создаю! И многомерной стала плоскость и растяжимым каждый миг... Так отливают стон из воска, так обжигают глины крик. И протяжённость, и протяжность дополнят вечности архив, не сочетаемое свяжут сквозными нитями стихи... Длинны дороги, как былины. Смыкая кисти рук на лбу, я мысленно, как вязкой тиной, по вехам снова двинусь в путь. |
