|
|
|
Литературный Башкортостан |
Внимание! Все присутствующие в художественных произведениях персонажи являются вымышленными, и сходство персонажа с любым лицом, существующим в действительности, является совершенно случайным. В общем, как выразился по точно такому же поводу Жорж Сименон, «если кто-то похож на кого-нибудь, то это кто-то совсем другой» . Редакция. |
* * * Устал огонь в окне вон там во мраке. Звенят, как рельсы, льдины на кустах. Рассвет. Пора. И просыпаясь, траки, роняют дым из трубок на хвостах. Поля прохладны, так зовущи мимо. Так гладок холод возле белых губ. Ты, как всегда, прозрачна и гонима, роняешь с брови индевелый чуб. Провалы. Скрежет. Дым так сиз на фоне чужого неба, белого к утру. Ну, вот, рассвет уже повис на кроне уставшей тени… Плюнь. Я разотру. Прощай, набат. Над городом туманы. И нас не видят траки через мрак. Мы ускользаем, холодны и пьяны, туда, где день так холоден и наг. Уж никого. Не шелести зарницей, она в ногах увяла до шести. Я наклоняюсь в ваши руки-лица, шепча всё то последнее «прости». * * * из цикла «Поэзия фэнтези». Поклоны бьют, что нас встречают. Звучат литавры. Бум-ца-ца. Они души во мне не чают, не рассмотрев во мне лица. Ну, вот и воздух, чист, прозрачен. За нами слёзы от пурги. «Мы ничего ещё не значим», – сказала ты, кружа круги. Мы наворачиваем. К тосту почти что подано вино. Уж ночь ненашенского росту ложится телом на окно… Кружатся солнца в перигее, и стало жарче от зари. Поплачь над плачем Пелагеи, уже рождённая внутри. Ну, вот – набат, и стало к рани ах, так морозно от меча… Ты прижималась телом к ране, когда я бил и бил с плеча. А снег был злым и синеватым, и мы прошли, прошли, прошли. Уж сколько лет, о Боже, латам, вон тем, загашенным в пыли. И так туга в ногах дорога. Фейерверки. Туш. Аплодисмент. Ты слышишь? Слышишь голос Бога, мой отражённый монумент? * * * Что-то пусто в окне у изогнутой тени. И прозрачны и злы холода. Горячо в глубине перегрызенной вены говорить, пузырясь: «Га-га-га». Проскользя возле рам, деревянных и диких, мы поём, запевая луну, среди тех, почему-то сегодня безликих, испокон уходящих ко дну. Чёрный врат тяжелеет, сгибая нас к тени. Юрка, юрка, как искры, вода. Здесь на лужах пространная чёрная семень Топчет, топчет: «да-да-да-да-да». И на стороны вниз вырываются тучи. Горы мглисты, пологи назад. Ты себя никогда только больше не мучай, отпевая в слезах звездопад. Вот проходим вдвоём, крики сердца так рваны. Плачет камнями сверху гора. Сколько можно латать постаревшие раны среди павшего в листья двора. Как стопа тяжела, что ломает просторы. Стены тесны у тёмных витрин. Вот и кончились вновь те чужие заборы у чужих пересохших осин. Автореквием (когда-нибудь пригодится) Ничтожна ночь, что наших отпевает. Заборы сдвинуты, как стены, по бокам. Здесь за спиной нас никого не знают. Прощай, прощай. Парам, парам, пам, пам. Ну, вот открыто прямо между сосен. Дыши, январь, нам в спину зноем дня. Мы ничего по-прежнему не просим. Ну, отпевай. Ну, отпевай меня. Из мёртвых луж взлетают эскадрильи упавших звёзд, как слёзы тех, кто был. Мы вас опять, зачем-зачем?, простили. Не говори. Ведь я не говорил. А слёзы хватки, словно осы роем. И вот – застыло то, что позади. Я ухожу – надеюсь, что героем! – твой поцелуй сжимая на груди. |